Все это Нил узнал намного позже, пока же он просто смотрел в окружающие физиономии и не находил в них ничего для себя утешительного. Не радовало и то, что подавляющее большинство группы относилось к женскому полу – взгляду остановиться абсолютно не на чем. Корова на корове. И между ними – несколько плюгавых, прыщавых пигалиц. А ведь столько симпатичных девчонок поступало – в какие, интересно, места их отправили?.. И двое парней, что стоят чуть поодаль от группы, вполне подстать остальным. Один квадратный, на коротких кривых ножках, черты лица крупные, неприятные. Второй – коротышка, метр с шапкой, лобик и носик микроскопические, угодливо заглядывает первому в рот, подхихикивает. А первый излагает, налегая на "о":
– А я чо ? А я ничо! Чо хочу, то и ворочу! У меня деды половиной Сибири володели!
"Влип! – с тоской подумал Нил. – Действительно, спецотряд! Нечего сказать, удружил мне этот Васютинский!"
Подошла электричка. Дали команду "по вагонам!", и Нил понуро поплелся следом за всеми.
Ехали долго. Полтора часа на электричке, потом столько же на двухвагонном "подкидыше". Всю дорогу Нил, нахохлившись, сидел у окошка, особняком, ни с кем не общался, только мрачно посматривал на остальных. Чем дольше он смотрел, тем больше все лица сливались в одно – широкое, как Днепр (редкая птица долетит до середины!), тупо апатичное, с крошечными поросячьими глазками и низким скошенным лбом, на котором без всяких букв отчетливо прочитывалось – быдло! Единственное, пожалуй, исключение, составлял высокий, гибкий, с кошачьей пластикой молодой человек в модных больших очках. С этим Нил и не прочь был бы пообщаться, но тот, как приклеенный, всю дорогу сидел рядом с руководителем группы, Игорем Донатовичем Абзалиловым, и оживленно с ним беседовал.
Сгрузили их на мрачном полустанке посреди чистого поля. Все разбрелись по полу сгнившему дощатому перрону, а Нил спустился по лесенке и лег прямо на сырую траву. Он злился на Васютинского и очень жалел себя.
– Эй, эй, товарищ студент, как вас, Марков! – окликнул сверху Игорь Донатович.
– Баренцев, – индифферентно поправил Нил.
– Баренцев... Немедленно поднимитесь, Баренцев! Трава сырая, вы простудитесь.
Нил покорно поднялся, думая про себя: "Тоже мне, эрзац-мамаша! Ну и простужусь, ну и хорошо, быстрей дома буду... В самом деле, вот бы заболеть бы..."
Минут через десять к платформе на всех парах подкатил заляпанный грязью грузовичок, с визгом затормозил, и из кабины шустро выпрыгнул не кто иной, как Витя Васютинский.
– Ребята, все сюда шагом марш! – крикнул он. – Вещички в кузов, живенько!.. Здравствуйте, Игорь Донатович...
– Вещички в кузов, а сами куда? – неприязненно осведомился кривоногий здоровяк, у которого деды половиной Сибири владели.
– А сами пешочком! – весело отозвался Васютинский. – Идти-то тьфу, километра полтора. Сразу за тем леском возьмете влево, там на горке амбар двухэтажный, это и будет ваше хозяйство.
Все принялись кидать в кузов рюкзаки и чемоданы, а Нил тем временем подошел к Васютинскому.
– Здорово! Я боялся, что ты передумал и в другой отряд подался.
На "ты" он перешел, даже не заметив этого – сказалась сельская местность, способствующая мгновенному опрощению нравов.
– А, Баренцев! Ну, как трубочка моя, ничего?.. Нет, брат, я тут с позавчера. Видишь, уже шоферить пристроился.
– Ты, что ли, и машину водить умеешь? – задал Нил удивительно глупый вопрос.
– Я танк водил! – гордо заявил Васютинский и, понизив голос, добавил: – Ты тоже попробуй подальше от стада устроиться, у нас с тобой своя программа будет... Игорь Донатович, прошу в кабину, нам еще в правлении отметиться надо.
Они укатили, а остальные нестройными рядами двинулись к лесочку...
Памятуя совет Васютинского, на летучке, созванной Игорем Донатовичем, как только все разобрались по помещениям, покидали вещички на нары и набили полосатые наматрасники прошлогодним сеном, Нил записался в кухонные мужики, под начало Нины, самой голосистой из всех прибывших коровищ. Фамилия у этой Нины была редкая и весьма красноречивая – Каракоконенко. Драконий норов она проявила незамедлительно – после летучки все помчались купаться на озеро, а ему было велено наколоть изрядную кучу дров, натаскать с десяток ведер воды из неблизкого колодца и разделать половину бараньей туши. Зато они с Ниной первыми напились холодного молока с горячим, одуряюще ароматным хлебом – и то и другое привез из деревни Васютинский. Нила разморило, глаза закрылись сами собой, и только громкие веселые голоса оголодавших студентов, вернувшихся с озера, вывели его из состояния полудремы. Когда все поели и разбрелись по стойлам, поганка Нина заставила его перемыть всю посуду и только потом отпустила окунуться.