Избранник ворона

Нил стремительно поднялся, притянул ее к себе и принялся с ожесточением растирать, словно желал стереть, содрать эту нежную кожу, от его прикосновений из синей превращающуюся в розовую. Сначала он тер ее мокрой курткой, потом куртка свилась в жгутик и упала к его ногам, и он тер уже ладонями ее хрупкие плечи, спину, бока. От его неловкого движения выстрелила куда-то в траву пуговица от лифчика, и взгляду его предстали остренькие, с темными затвердевшими сосками груди. Тихо и утробно рыча, он принялся мять эти груди, потом повалил ее на траву, и упал сам, и руки его скользнули ей на бедра и поехали вниз по стройной ноге, утаскивая с собой трусики...

– Если хочешь меня – возьми, – четко проговорила она. – Только тогда ты должен будешь на мне жениться.

Он мгновенно замер, скатился с нее и сел, мотая головой, как слегка контуженный медведь.

Линда, должно быть, по-своему истолковала его замешательство. Она села рядом с ним, ласково взяла ладонью за подбородок, повернула его лицо к себе.

– Нилушка, ты хороший, милый, славный, я люблю тебя – но по-другому я не могу... Моя бедная мама... сестра... обе были обмануты... брошены... Я росла, не зная отца...

Она уткнулась лицом в его грудь и зашлась в рыданиях. Он гладил ее по мокрой голове, по плечу, такую трогательную, хрупкую, беззащитную, утешал, как мог.

Вечером они опять пели песни под навесом, а когда основная часть публики отправилась спать, расшалившаяся Линда написала губной помадой на серой кухонной стене, красиво и крупно:

"ALL YOU NEED IS love, ALL YOU GET IS SEX!!!"<Жаждешь только любви, а получаешь только секс (англ. )>

Нил хохотал.

А утром его пробрал белый понос, и накатила такая слабость, что он еле-еле сполз с тюфяка. Слабость вскоре прошла, оставив сухость и жжение во рту, но Нил понял, что нешуточно заболевает. Загреметь в местную, определенно препаршивую больницу ему не улыбалось, и он попросту удрал, оставив записку, что заболел и уехал в город. Административных последствий он не опасался, зная, что справку из поликлиники получит наверняка.

III

(Ленинград, 1973)

Вечером, уже дома, температура поднялась до сорока, и бабушка вызвала "неотложку". Диагноз был поставлен сразу и без колебаний, и Нил оказался на улице Лебедева, в гепатитном отделении Военно-медицинской академии.

Ему крупно повезло – подлый вирус тронул его в легчайшей из возможных степеней. Желтизны кожи не было вовсе, желтизна в уголках глаз прошла на третий день. Собственно медицинское вмешательство сводилось к тому, что у него ежедневно брали кровь из вены и три раза в день давали по куску сорбита – белого, сладкого и довольно противного вещества, заменяющего сахар. Плюс диета без острого, жареного, жирного и бульонов. Как поведал Нилу лечащий врач, до более радикального лечения гепатита медицина не дошла и вряд ли когда-нибудь дойдет.

– Так что ж вы меня держите? – спросил тогда Нил. – Я прекрасно себя чувствую. Отпустили бы. Мне учиться надо.

– Да вы что, молодой человек?! – возмутился врач. – А карантинный период? А повышенная трансаминаза?

Скука была невероятная. Телевизора нет, радио поломано. Связь с внешним миром затруднена предельно – единственный на весь корпус телефон-автомат не работал, свидания, по причине инфекционного характера заболевания, строго запрещены, разрешалось только получать передачи и обмениваться записками. Передачи с фруктами и соками, но без писем, приносила бабушка, и записки он писал только ей. Просил книжек и сигарет. С сигаретами некурящая бабушка вечно путала, вместо болгарского "Кома" приносила мерзейший кубинский "Ким", вместо болгарской же "Тракии" – кубинскую "Трою" или отечественную "Тройку", от которой першило в горле и тяжелело в груди. Соседи были вялы, пожилы и малоинтересны, за исключением, пожалуй, профессора-кибернетика, обучавшего Нила игре в преферанс, и усатого рокера первого призыва, игравшего в легендарных "Аргонавтах". Рокер, правда, был тяжел – лежал под капельницей в отдельной палате, совершенно бронзовый. Потом, вроде бы, пошел на поправку, вылезал, опираясь на палочку в коридор, где, собственно, они с Нилом и общались. А через три дня помер, чем устроил на отделении небывалый переполох. Из разговоров врачей Нил понял, что чрезвычайность происшествия заключалась не в летальном исходе, а в том, что наступил он в результате приема смертельной дозы алкоголя, неизвестно как и через кого попавшего на режимное отделение. Меры безопасности были удвоены – каждый предмет в поступивших передачах внимательнейшим образом просматривался, все емкости вскрывались, пронюхивались и пробулькивались. Попутно зачем-то конфисковали карты. Стало совсем тоскливо. Ладно, больные, им не до скуки, у них есть занятие – болеть. А здоровые? Нил и еще парочка таких же страдальцев в охотку подряжались мыть полы и туалеты, таскать туда-сюда бачки с едой, белье, посуду и прочее.

Как-то вечером – шла уже третья неделя его заточения – к нему тихо подошел дежурный врач, тронул за плечо и шепотом сказал: