Марта кивнула, спрятала ключи в карман и направилась в ванную комнату. Войдя, она первым делом плотно прикрыла за собой дверь, чтобы им не мешали, а потом посмотрела на Михала. Он все еще сидел на полу, прислонившись спиной к ванне, прикованный к ее ножкам. Пропитавшаяся потом рубашка липла к телу, брюки стали еще более мятыми и грязными, волосы спутались, челка лезла в глаза, но поскольку они были закрыты, она едва ли им мешала.
– Хреново выглядишь, – констатировала Марта, пряча тревогу за резкостью слов и тона. – Я бы дала тебе платок, но, боюсь, он тебе не поможет.
Михал хмыкнул, выдавив из себя кривую улыбку, но глаза так и не открыл.
– Самое время двинуть тебе плечом, – с трудом произнес он, – но, боюсь, этот мелкий паршивец слишком крепко меня приковал.
Марта улыбнулась и осторожно подошла чуть ближе.
– Как ты? – спросила она уже мягче. – Все еще хочешь меня сожрать?
Михал приоткрыл один глаз и осмотрел ее с ног до головы.
– Все еще хочу тебя, но уже не сожрать. Впрочем, – он снова закрыл глаза и тяжело вздохнул, – кому я вру? Единственное мое желание сейчас – залезть в душ. И выспаться. И отрубить голову Бальтазару Шереметьеву. Примерно в таком порядке.
Марта облегченно выдохнула. Теперь она почти не сомневалась, что он в порядке. Подойдя совсем близко, она опустилась рядом с ним на колени и коснулась ладонью его щеки. Длинная щетина, которая уже почти могла считаться короткой бородой, оказалась мягкой наощупь. Ее рука скользнула чуть выше и осторожно убрала волосы со лба, чтобы они не мешали ему.
– Рада видеть, что ты в порядке. Должна признаться, я боялась за тебя, – тихо сказала она.
– Хоть одна приятная новость за это утро, – отозвался он, теперь открывая уже оба глаза и глядя на нее с улыбкой. – Прости, если сделал больно, – он неопределенно кивнул, имея в виду произошедшее в подвале, а затем скользнул взглядом по ее забинтованному плечу и нахмурился, но ничего не сказал.
– Ерунда, – отмахнулась она. – Ты мог порвать меня как Тузик грелку, но не сделал этого. Не представляю, какого самообладания тебе это стоило. Ты спас мне жизнь. Опять. – Она опустила взгляд, снова испытывая прилив стыда. – А я ведь думала, что ты сбежал.
– Неожиданно, – констатировал он. – С чего вдруг такой вывод?
– Бальтазар сказал, что ты внезапно уехал, – она пожала плечами. – А я поверила ему. Опять поверила, представляешь? – Марта горько усмехнулась. – Поэтому решила, что ты просто бросил ме… кхм… все. И сбежал.
– И оставил всю славу тебе? – он вполне правдоподобно изобразил удивление. – Нет уж, с этими тварями поборемся вместе и лавры победителя поделим пополам, ясно?
Она с коротким смешком кивнула, снова погладив его по щеке. А потом не удержалась и легонько коснулась губами уголка его рта. Потом щеки. Скулы. И снова вернулась к губам, но на этот раз уже с более серьезными намерениями, одновременно зарываясь пальцами в немного влажные волосы на его затылке. Михал не стал ее останавливать, возможно, впервые в жизни позволяя женщине доминировать как минимум в поцелуе. Правда, виной тому по большей части были привязанные к ванной руки.
– Еще немного, и мое желание принять душ отодвинется на второе место, – заметил он, спустя несколько долгих секунд. – А за дверью, как я понимаю, детки?
– Увы, да, – выдохнула Марта, а потом немного отстранилась и полезла рукой в карман. – У меня есть кое-что для тебя. Алекс сказал, что ты о нем просил.
Она достала небольшой крестик на цепочке, а потом, внимательно следя за его лицом, застегнула цепочку у него на шее. Алекс предупреждал, что если на его лице отразится недовольство, значит, процесс полуобращения еще не завершен. Однако вместо этого на нем появилось что-то похожее на облегчение. Словно какой-то маленький кусочек его механизма неожиданно встал на место, позволив всему остальному работать лучше. Правильнее.
– Спасибо, – поблагодарил он, как будто даже немного смутившись.
Марте очень хотелось спросить, неужели действительно это для него так важно. Он совершенно не вязался в ее голове с религией, хотя название его отряда, наверное, должно бы было заранее снять все ее сомнения. Ватикан никогда не связывался с атеистами. Однако потом она решила, что спросит его об этом в другой раз. А сейчас просто достала из того же кармана ключи и освободила его.
– Это надо обработать, – болезненно нахмурившись, заметила она, осторожно беря его руку в свою и разглядывая посиневшие, распухшие и местами кровоточащие запястья.
– Пожалуй, я даже не стану изображать из себя героя и возражать, делая вид, что меня это ни капли не волнует, – поморщился Михал. – Болит адски. Правда, у меня два условия.
– Каких?
– Первое: это сделаешь ты, за доктором мы не пойдем, будет сложно объяснить ему характер моих ранений, не выставив тебя сексуальной извращенкой. И второе: в процессе расскажешь мне, что произошло за эти сутки. Был ли конкурс? Как Виолетта? Что вообще происходит в замке? Мне кажется, я многое пропустил.