Избранное

Наталья Федоровна жила на другом краю поселка. Жильцов ехал за ней, а в ушах все неотступней звучала просьба отца. Он не повернул на улицу, где жила Наталья Федоровна, поехал в центр города. Там среди старинных церквей, ради которых шастали в город туристы, была одна, тоже памятник XVII века, где велась церковная служба. За чугунной оградой стояли вековые липы, под ними белели кресты. К церковному подворью примыкал пруд, в нем водились жирные караси. С пруда был виден богатый особняк, выросший года два назад на церковном подворье. В городе тогда появились слухи про махинации с церковной кассой. Слухи вскоре подтвердились. Церковное начальство отозвало молодого попа, отгрохавшего себе шикарный особняк. На смену стяжателю прислали тихого, приличного старичка. Жильцов как-то встретился с ним на пруду. Священник в длинном сером балахоне, в соломенной шляпе спустился от церкви под горку с ворохом тканых половиков, прошел на мостки, поклонился Жильцову, сидящему с удочками посередине пруда в резиновой самодельной лодке, подоткнул балахон и принялся полоскать грубые холсты в пруду. Был уже сентябрь, хмурый, ветреный день. Жильцов про себя помянул черным словом бойких старушонок, что крутятся возле церкви. Не очень-то они пекутся о старичке. Обленились окончательно. Другие бабки с внуками заняты — не продохнуть, а эти одно знают — в церкви лялякать.

Жильцов остановил машину у ворот церковной ограды, отодвинул засов узорчатой калитки, похромал через церковный двор к поповскому особняку. Над крыльцом слабо теплилась лампочка в стеклянном шаре, засыпанном мошкой. Жильцов увидел пуговку электрического звонка, но не решился ее нажать — а вдруг звонок сильный, пронзительный? — постучал кулаком в мягкую обивку двери. Тотчас внутри послышались шлепающие шаги. Кто-то в доме, хотя и ночь, не спал. С Жильцова свалилась какая-то часть испытываемой им неловкости или — что будет точнее — стыда. Он стыдился предстоящего разговора и своей просьбы, но теперь он хоть знал, что не разбудил того, кто сейчас откроет дверь.

Дверь открыл сам священник. На старичке была нижняя теплая рубаха, брюки в полоску, меховые шлепанцы. Властным жестом он остановил извинения Жильцова.

— Вы покороче. Что случилось? — Он слушал, приставив ладонь к уху, и с полуслова все понял. — Вы на машине? Подождите, я сейчас соберусь.

Старичок оставил дверь открытой и посеменил куда-то в дом. Жильцов разглядел у него на затылке косицу, тощенькую, как у девочек с нежными волосами. Косица, схваченная на кончике тесемкой, загибалась кверху.

Священник собирался недолго. Он вышел в лиловой шелковой рясе, с крестом на груди, в руках он держал связанный за четыре конца белый узелок. Косицу старичок расплел, жидкие волосы падали вниз серебряными спиральками. Жильцов сообразил, что спиральки образовались от заплетания волос на ночь в тугую косицу. Стало немного смешно, потому что Жильцов вспомнил такую же по виду химическую завивку у женщин. Идя рядом со священником по двору, он хотел взять и понести белый узелок, но старичок не дал, — очевидно, в узелке лежали церковные предметы.

Выяснилось, что священник от кого-то слышал об отце.

— Ваш отец подает людям пример честной трудовой жизни, — говорил старичок, усаживаясь в «Запорожец» и по-женски вытягивая из-под себя шуршащие, пахнущие душисто шелковые полы рясы, понизу обтрепанные и пропыленные. — Однако я его не видел в божьем храме даже по праздникам, которые можно считать не только религиозными, но и традиционными, ибо тот же кулич не вышел из обыкновения. Многие неверующие ныне стали любопытствовать, как проходит богослужение. Библию почитывают и толкуют всуе. Но, как я замечаю, большей частью увлекается молодежь и кое-кто из интеллигенции. Иконы употребляют для украшения жилищ… — Старичок тяжко помолчал. — Тем более горько, что русские старые люди, те, кто крещен в младенчестве, — голос его задрожал, — проявляют к вере столь необъяснимое, я бы не сказал — неверие, а безразличие, равнодушие. И я истинно счастлив, когда наконец…

Жильцов заторопился перебить старичка:

— Возможно, все дело в высокой температуре. Отца вопросы веры никогда не интересовали. И мать у нас неверующая. Заранее извиняюсь, если выйдет что не так.

— Не извиняйтесь, не надо! — живо возразил священник. — Мой сан обязывает меня явиться к постели умирающего, кто бы он ни был по своим убеждениям. — Жильцова резануло открыто сказанное «умирающий». Старичок заметил свою оплошку, тут же поправился: — Впрочем, кому, как не мне, знать, сколь часто бывают напрасными страхи и человек, приготовившийся отойти в мир иной, возвращается к жизни. — И спросил уже совсем в другом тоне: — Что говорит медицина?

Жильцов сказал священнику, какой диагноз поставлен врачом. Старичок принялся с большим интересом расспрашивать, ставят ли отцу банки, что прописано из лекарств.