Избранное

Когда пройдут земные сроки,Воспомни и благословиНеблагодарный и жестокий,Но не напрасный труд любви.В небесных поисках земногоЕдва приметного путиЯ, верно, не сумею сноваК тебе с улыбкой подойти.Любовь – жестокая наука,Но я прощенью научусь,Едва-едва утихнет мукаРастраченных тобою чувств.И я, наверно, буду рада,Морозный воздух сжав в горсти,Утратить, наконец, утраты,А обретенья обрести.

«Прохожу я, не нарушив…»

Прохожу я, не нарушивШумной праздности твоей,

Мимо пьяных побирушекИ торгующих детей.Но когда, благословляя,Шут убогий чертит крест,Вся твоя воронья стаяВоздымается окрестИ как прах над пепелищемВьётся над душой моей,Над толпою пьяных нищихИ торгующих детей.

«Морозные, млечные дни декабря…»

Морозные, млечные дни декабряБагряною нитью сшивает заря.А время настанет – я буду листатьТуманную, мглистую эту тетрадь.Слепая и грозная в небе луна,Деревьев рунические письмена,И сонные травы в крутом кипятке,И лёд на окне, и кольцо на руке,И шаль потихоньку скользит вдоль плеча,

И лампа погасла, а где же свеча? –И всё, чему быть суждено в декабре,В седом декабре, на вечерней заре.

«Я солгала. Я неповинна…»

Я солгала. Я неповинна –Во лжи спасенья больше нет.За снежной завесью не видно,Как медленно тускнеет светИ опускается на городТьма, милосердна и легка,Но перехватывает горлоВсё та же смертная тоска:Скажи мне, Господи, что светит –Неужто снег, обычный снег –Из темноты, с прозрачных веток,С твоих ресниц, жестокий век?Я солгала. Но этой ложьюНе осквернить Твои цветы,Что мягко падают к подножью

Непостижимой высоты.

«Когда в распахнутый закат…»

Когда в распахнутый закат,В Господень улейДва белых ангела летятВ тревожном гуле,Глубоко в небе выводяДве параллели:Финал растраченного дня,Конец апреля, –Тысячелетняя тоскаЛюбви и светаБьёт прямо в сердце, как рекаО парапеты.Венецианская водаБессмертной жаждыНам отвечает: Никогда! –На все «однажды…»И сердце плещется не в такт –Ладони ранит,

И всё обманчиво, да так,Что не обманет.

«Я умирала дважды. Оба раза…»

Я умирала дважды. Оба разаИз-за любви. Я не подозревала,Что жизнь – всего лишь горькое лекарствоОт смерти, и не более того.Когда во мне вздымалась Хиросима,Когда во мне сворачивалось небо,Когда во мне отказывались житьСлепые звёзды, мёртвые озёра,Солёные пески последней пашниИ маленькие правнуки мои,Я плакала, я пела, я молилась –Но никого утешить не могла.Живите без меня, – я им сказала. –Я заберу с собой без сожаленьяНебесный мрак, отравленную тину,Песок и соль, и смертные грехи,Как будто эта ноша мне под силу…

Река