Избранное

Выцвели бутоны полушалка,Очи стали глубже и темнейВ нищете безвыходной и жалкой,В неизбывном страхе за детей.Век сошёл, обрушилась держава,Хищною травою поросла –А она терпела и рожала,Ношу неподъёмную несла,Сберегая душу от надлома,От пророчеств и иной чумыПосреди ветшающего домаВ глубине почти недвижной тьмы…

Всё, что мир в безумии растратил,Горьким пеплом в пажити легло.Потемнела ликом Богоматерь,Опустила кроткое чело.А она жила покорно рядомИ шептала вечное «прости»,Каждый день ловя печальным взглядомВзгляд с холодной лаковой доски…

«Печаль становится блаженством…»

Печаль становится блаженством,Почти спасением, когдаГрядущее небрежным жестомБросает свет на провода.

Он мчится над сырым проспектом,Собою подводя черту:Была печаль – и стала светом,И свет уходит в темноту.И, осыпаясь лёгким звоном,Зима летит издалека –Младенцам, старцам и влюблённымСтелить перины-облака…И тише, тише тайный шёпотО том, кто сгинет, что грядёт,Какая ложь холодным шёлкомК ногам под вечер ниспадёт…

Но объясните ж, Бога ради,Зачем, вступая в свой черёд,Оценщик в городском ломбардеВесь этот блеск на вес берёт?

«Над хищным сколом острых скул…»

Над хищным сколом острых скулГлаза – греховны.Ты думаешь, твой сад уснул?В саду – грифоны!Сквозняк калитку приоткрылВ его глубины –В бессонный трепет медных крылИ рокот львиный.

Твой листопад застигнут влётНа полувзмахе.Ночь сыплется, как переплётСырой бумаги.Что под ногами? – Имена,Слова из плоти.И вся листва черным-чернаЕщё в полёте.И сторожа мертвецки спятНездешней ночью.И ты один. И листопадРастерзан в клочья.

Бастион иллюзий