Избранное

В дверях встал во весь рост архитектор Асен Колев — здоровенный мужчина лет тридцати пяти — тридцати шести в синих спортивных брюках и коричневом дубленом полушубке. Колев был коллегой и близким другом Светозара Стойкова, хотя они были совершенно разные люди, и по внешности и по характерам. Тонкие черты лица Стойкова, всегда озаренные затаенным пламенем его черных, слегка запавших глаз, высокая подвижная фигура, длинные изящные пальцы — пальцы пианиста или художника — говорили о беспокойной, нервной натуре, наделенной живым воображением. Принахмуренные брови и две неожиданно строгие складки по углам рта указывали на склонность к замкнутой, недоступной другим жизни. Характер, над которым разум и сердце властвуют с одинаковой силой и часто оспаривают друг у друга свои права. У румяного широколицего Колева наоборот — все было грубовато и крепко сбито, словно установилось раз и навсегда, каждое движение было спокойным и уверенным, а в серых глазах и улыбке светилась широкая беспечная душа и чувствовалось какое-то пренебрежение ко всему мелкому в мире: к людям маленького росточка, к мелким неприятностям и мыслям, к мелочным поступкам.

Колев некоторое время служил в армии как офицер из бывших партизан. Стойков же, вернувшись из Чехословакии, где он учился на архитектурном, и пройдя обучение в школе запасных офицеров, отбывал остаток воинской повинности в его части. Именно там между командиром батальона и курсантом завязалась крепкая дружба. Друзья демобилизовались одновременно. Колев пять лет изучал архитектуру, и случай снова свел его со Стойковым — в одной проектной организации. Только на этот раз роли переменились: Светозар Стойков был уже старшим архитектором, и Колев служил под его «командованием».

Светозар обрадовался раннему визиту своего друга.

— Как раз вовремя пришел, — сказал он, закрывая дверь, и потащил его к столу. — Теперь смотри сюда и напряги свои умственные способности. И никакого снисхождения…

— Ладно, — улыбнулся Колев. — Будь спокоен. Ты знаешь, я никогда не церемонюсь.

Он склонился над эскизом, а Светозар напряженно и нетерпеливо следил со стороны за выражением его лица. Колев, однако, был невозмутим: он зажег сигарету, не отрывая глаз от рисунка, долго и молча вглядывался в него и, наконец, поднял голову.

— Увы, безукоризненно, — вздохнул он с комическим видом.

— Шутки в сторону, тебя здесь не раздражает что-то?

— Нет, кроме, разумеется, твоей придирчивости и вот этих ненужных облачков, которые лишний раз напоминают, что ты ошибся в выборе профессии. Тебе, дружище, надо было учиться живописи и рисовать пейзажи с влюбленными парами, а не такие строгие фасады. Что, собственно, тебе не нравится?

— Если бы я знал, я б тебя не спрашивал, — сказал Светозар со вздохом. — Я чувствую, что надо как-то облегчить… Посоветуюсь со Стефановым.

— Слушай, бьюсь об заклад, что когда-нибудь в заключении о твоей смерти будет сказано: скончался от мук художнической совести, — ухмыльнулся Колев. — Кстати, ты упомянул о Стефанове. Вот что, поговори с ним о Поповой.

— Что там еще произошло?

— Денев настаивает на ее увольнении, и кадровичка тоже…

Светозар внезапно покраснел.

— Безобразие! Попова честный человек и отличный работник. Я уверен, что горком отменит решение об ее исключении. Но даже, допустим, не отменит, неужто мы должны травить эту женщину, пока не доконаем? Поверь мне, никак не могу понять, что за люди есть среди нас!

— Ну, ты опять вспылил. Пора тебе, дорогой, принять наконец мир таким, какой он есть, и заняться исправлением его только в своем секторе. Ты всегда так кипятишься и возмущаешься, что у тебя не остается сил действовать.

— Нет, ты только подумай, что скрывается за этим случаем с Поповой, — начал Светозар, но, заметив снисходительную улыбку на лице приятеля, прервал тираду. — Ну ладно, не буду. А что думает Стефанов?

— Что он думает? Колеблется, как всегда. Я хотел было сказать ему пару слов, да он уклонился от разговора. Ты должен с ним поговорить.

— Попробую…

— Нажми на него покрепче. Не забывай, что он боится Денева и что это может осложнить дело.

Когда Колев вышел, Светозар постоял у окна, рассеянно глядя, как в бешеном вихре крутятся снежинки. Все волнения по поводу проекта выскочили у него из головы. История Поповой всецело завладела его мыслями. Как только он про нее вспоминал, смутная, обжигающая тревога закрадывалась в его сердце…