Избранное

— Завтра, — сказал Данаил.

Ваня взяла рисунок, не взглянув на него, повела плечами. Данаил порывисто схватил ее за руку:

— Поедешь со мной в Софию?

— Сейчас не могу, ты знаешь…

— А когда?

Этого им было достаточно. Они уже оба сияли и смотрели друг другу в глаза, как будто на свете не было ничего более интересного. Я схватил полотенце и мыло и вышел из комнаты.

Когда я вернулся, Вани уже не было. Данаил сказал, что она застеснялась меня и потому не дождалась, и еще сказал, что они договорились — через месяц Ваня приедет в Софию и они поженятся. Он сообщил мне об этом сухо, как будто читал протокол. И лишь когда я поздравил его с помолвкой, улыбнулся.

И не только улыбнулся, но и заставил меня бороться с ним, чтобы испытать удовольствие в первые же тридцать секунд положить меня на лопатки.

5

Таким был Данаил — человеком быстрых решений, и эта черта его характера иногда меня пугала.

Нет, он не был бесшабашен, хотя кое-кто из товарищей в тюрьме держался о нем такого мнения, особенно после истории с главным надзирателем. Скорее у него это была юношеская уверенность в своих оценках и в собственных силах и редкая готовность расплачиваться за свои ошибки полной мерой. Он был способен кого-нибудь ударить, а потом, осознав свою неправоту, сам подставить голову под ответный удар. Таким он был тогда и в какой-то степени сохранил свой нрав, хотя острота его заметно притупилась от столкновений с людьми, не больно склонными рисковать своим благополучием и предпочитающими подставлять под удар чужие головы…

Итак, наступил последний день нашего пребывания в городе С. Мы должны были ехать вечерним поездом. Мы уложили вещи, обошли несколько учреждений, чтобы попрощаться с товарищами и знакомыми, а в полдень явились в столовую, где условились встретиться с Ваней. Она запаздывала. Мы ждали ее до трех часов — она не пришла. Данаил встревожился. Я высказал предположение, что ее задержали в городском комитете РМС — либо на заседании, либо по срочному делу.

Мы пошли искать ее в комитет. Нам сказали, что Ваня только что вышла, что в этот день она больше на работу не придет, и дали адрес ткачихи, у которой она временно жила. Там мы не застали ни ее, ни хозяев.

— Может быть, она ждет нас на голубятне, пока мы бегаем по улицам, — сказал Данаил.

Мы бросились туда. Ваня действительно заходила к нам, как сказала хозяйка, но не догадалась оставить записку.

Было уже около пяти. До отхода поезда оставалось два часа, когда мы опять отправились к дому Ваниной приятельницы. Дверь была по-прежнему заперта, но объявилась соседка, которая сообщила, что и Ваня, и ткачиха с мужем еще в обед перебрались на новую квартиру. Когда мы спросили, где эта квартира, женщина назвала фамилию «нашего» торговца и начала объяснять, как пройти на его виллу.

Мы не дослушали. Через двадцать минут, запыхавшиеся и взмокшие от непредвиденной гонки через весь город, мы позвонили в знакомую дверь. Открыл молодой мужчина в рабочей спецовке. Услышав, что нам нужна Ваня, он пригласил нас в дом.

— Заходите! Она вышла с моей женой ненадолго, сказала, чтобы вы ее подождали… А я, прошу прощения, пойду помоюсь.

Он открыл дверь холла, пропустил нас внутрь и закрыл ее за нами. Мы огляделись вокруг в полном недоумении. Холл был абсолютно пуст.

Впрочем, это было не совсем так. Морской пейзаж еще висел на стене, словно пытаясь скрасить собой пустоту помещения. Вся остальная обстановка исчезла: ни ковра, ни двух диванов по углам, ни большого орехового бара, ни столиков и кресел, ни легких красных гардин на окне-витрине. Даже статуэтки злосчастной Дианы не было на каминной полке.

Мы переглянулись с Данаилом и рассмеялись: невежливо обошелся с нами хозяин, запихнув нас в эту пустыню.

— Ничего не попишешь, экспроприация экспроприаторов, — сказал Данаил. — Не вижу только, на что бы нам сесть.

— И я не вижу, — отозвался я. — Будем прохаживаться и любоваться морскими волнами.

Я пошутил, а сердце почему-то сжалось. Пустота этого огромного помещения меня угнетала. На паркете были видны лоснившиеся следы и царапины от мебели, которую по нему волокли. Следы сходились и сливались у двери.

Вошел молодой рабочий, умытый и освеженный, и мы спросили, куда делась вся здешняя роскошь. Он рассказал, что большая часть мебели была изъята для кабинетов в разные учреждения, а кое-какие мелочи забрали себе Ваня и его семья. Ване дали комнату внизу, им — наверху, на втором этаже. Остальные заперли до дальнейших распоряжений.

— Ваня все провернула, — сказал восхищенно молодой мужчина. — Бой-девка! Такая квартира нам не снилась… Почему вы не сядете?

Мы были слегка обескуражены Ваниной оборотистостью и странным вопросом хозяина и только молча улыбались. Он обвел глазами холл. Лицо его приняло глуповатое выражение:

— Вот чудеса! Только что здесь были и диван, и два мягких стула. Куда они подевались? Может, кто приходил и взял их?

— При нас никто не приходил, — сказал я.

— Любопытно… Спрошу жену, когда вернется. Пойдемте, посидите у нас наверху.

— Лучше мы подождем в Ваниной комнате, — сказал Данаил.

— И так можно, — согласился новосел.