Избранное

— Целебные грязи от ревматизма, плавательный бассейн с минеральной водой, скромный словацкий пейзаж… И несколько тысяч католиков, которые одинаково ревностно торгуют и молятся святой деве Марии.

— А если я приму приглашение? — Почувствовав его нерешительность, она бросила на него лукавый взгляд.

— Не ручаюсь, что ты не будешь жалеть.

Через два дня они были в Пештянах. Тетка Светозара лежала в больнице. Дядя встретил их гостеприимно и с хитроватой улыбочкой, несмотря на уверения Светозара, что между ним и Евгений «ничего такого нет». Дяде очень понравилась молодая девушка, и наедине он похвалил племянника, сказав, что тот «не промах». Светозар не стал спорить с ним. Тем более, что на второй день дядя выпроводил его из огорода.

— Раз привез гостью, не оставляй ее одну. С работой я как-нибудь управлюсь. Иди, и чтоб я больше тебя не видел.

Так у молодых людей оказалась уйма времени для долгих прогулок по городку или вдоль потонувших в зелени и цветах берегов Вага. Они вели нескончаемые разговоры, и каждый открывал в другом качества, о которых раньше не подозревал. Они читали стихи, состязались в остроумии, затевали горячие споры по пустякам. И звучание их голосов, их улыбки, свет в их глазах наполняли смыслом даже самые пустые слова. Они восторгались красотой окружающего мира, не подозревая, что носят ее в себе. Для них все было прекрасным — распустившаяся акация и пестрые речные камушки, одежда словацких крестьянок, приезжавших в городок на велосипедах, свежие луга возле реки и закаты над дальними холмами.

Больше говорила Евгения. Светозар вставлял время от времени какое-нибудь замечание, а сам украдкой любовался ее чудесным профилем, темными блестящими волнами волос, падавших ей на плечи. Ее лицо вовсе не отвечало представлениям о классической женской красоте. Оно было даже неправильным — нижняя часть узкая, а лоб и скулы широковаты, как у македонок, глаза расставлены пошире обычного, но была в нем своя особая гармония, и каждая его линия была изящной и нежной. Молочно-белая кожа на этом лице словно бы светилась, и от этого черные дуги бровей казались еще черней. Иногда Светозар так засматривался на нее, что терял нить разговора. Все казалось ему сном: шум реки, птицы, таявшие в закатном небе, сама Евгения. К действительности его возвращал ее вопрос:

— Ты все молчишь… Тебе со мной скучно?

— Я никогда так не скучал, — отделывался он шуткой.

— Ну, а я никогда так много не болтала. Но ты сам виноват, вот и терпи… Расскажи теперь что-нибудь о себе.

Он добросовестно старался откопать в своей памяти что-нибудь интересное из своей жизни. Когда ему это не удавалось, говорил сокрушенно:

— Увы, я обыкновенный, как воробей. Что тебе рассказать? Мальчишкой я пас овец, потом начал учиться, потом приехал в Прагу на дядин счет. Из моей биографии даже некролога не получится.

Он не любил, да и не мог говорить о себе. Он вырос в крестьянской семье, где всякое проявление чувств считалось слабостью, и этот предрассудок продолжал его сковывать. Он сознавал это, но преодолеть не мог. А некоторые ее взгляды удивляли его и смущали. Ее суждения часто представляли собой странную смесь возвышенных чувств и упорного скептицизма, любви к людям и недоверия к ним. В такие минуты ему казалось, что он никогда ее не поймет.

Однажды, усевшись на прибрежном лугу, они смотрели на мутные желтые воды Вага и лениво разговаривали о предстоявшей экзаменационной сессии. Зашла речь о двух знакомых студентах, болгарине и чешке, которые недавно поженились. Евгения пожала плечами:

— Большей глупости они не могли выдумать.

— Почему? Ты думаешь, это помешает их занятиям?

— Нет, какое значение имеют занятия… Глупость — сам брак. Мне кажется, я никогда не вышла бы замуж.

Он опешил. Ему показалось, что она поставила преграду между ним и собой. Он всмотрелся в нее внимательней в надежде, что она пошутила или хотела его удивить, но ее лицо было серьезным и даже слегка померкшим. Он смог только сказать:

— Странная философия…

— Почему странная?

— Я понимаю, если бы так говорил человек, который по крайней мере трижды разводился.

— Логично, но неверно. Неужели необходимо все испытать самому, чтобы добраться до истины?

— До истины? Истина состоит в том, что брак — это нечто, установленное испокон века…

Она сорвала травинку и задумчиво накрутила ее на палец.

— Не знаю, как было испокон века. Зато знаю свою семью и еще пять-шесть таких же. Нет, я не вышла бы замуж, даже если бы…

— Даже если бы?