Избранное

Руководители венгерской революционной армии, будучи вынуждены отступать, поначалу тоже подумывали об уничтожении моста. Но затем нашли лучшее решение, и генерал Дембинский удовольствовался тем, что велел разобрать настил моста: для прикрытия отступления это было равносильно взрыву моста, ведь и в том и в другом случае неприятелю понадобилось бы шесть-восемь дней для наведения плавучего моста.

Гитлеровско-нилашистская попытка, к сожалению, удалась — Цепной мост был уничтожен. И подумайте: он снова жив, нелепо было бы сомневаться в этом, не правда ли? Он возродился заново и живет, а если с течением времени металл его проржавеет и камни сотрутся, его вновь возродят и он будет жить! Таков наш Будапешт!

Боюсь, мои слова опять звучат высокопарно. Однако поверьте: мы говорим так лишь поначалу, пока считаем собеседника чужим. А стоит нам почувствовать, что вы не из вежливости хвалите «this pretty town»[19], и мы сами откроем вам свои недостатки: ведь нам было бы неприятно, если бы ваше доброе мнение о нас оказалось незаслуженно высоким. Малая страна вроде нашей очень чутко прислушивается к мнению иноземцев.

Первый набросок к портрету

Проявляемая вами заинтересованность меня весьма трогает и чрезвычайно обязывает, однако оставим эти церемонии. Вы даже представить себе не можете, какая это радость для профессионального гида вроде меня, если у него с «подопечным» совпадают интересы.

Вы видели мост сверху — с горы Геллерт, сбоку — когда мы останавливались на набережной, и, если так можно выразиться, изнутри — когда мы вырвались на мост из тоннеля. После этого, а также памятуя о вашем вчерашнем концерте (пожалуйста, не сочтите это обязательной лестью со стороны гида), я не решаюсь стертыми словами говорить о ритме моста: это все равно что пытаться перевести со словарем поэтический шедевр. Ведь это творение рук человеческих, созданное по строгим законам из камня и металла, пребывает в вечной гармонии с водой, небом и городом, являя собою деталь пейзажа, моральный символ, живую историю. Когда произведение понято и вызывает интерес к его создателям, стоит поговорить о них самих.

Даже простая последовательность повествования требует, чтобы первым был нарисован облик Сечени. Мост возник по его желанию. Именно он искал и гениальным образом нашел тех двоих людей, которые осуществили его непреходящую мечту.

Вам имя графа Сечени вряд ли что говорит, хотя в свое время у этого имени было широкое «publicity» в Англии. Еще в 1825 году к деятельности Сечени было привлечено внимание журнала «Квотерли ревью». Конец связям Сечени с газетой «Таймс» положила лишь его смерть в 1860 году. Написанные или инспирированные им статьи причиняли непрестанное беспокойство австрийским властям предержащим. Венского корреспондента «Таймс» мистера Томаса Берда даже намеревались выслать из имперской столицы. Но затем многоопытные чиновники полицейского государства избрали более гладкий путь: с мистером Бердом «побеседовали»… Впрочем, кому теперь, сто лет спустя, известно об этом?..

Попытаюсь охарактеризовать Сечени одной фразой, которая, пожалуй, высветит весь его облик в целом. Сечени — это венгерский Байрон…

Вот произнес и остро почувствовал, что сравнение это хромает более прочих подобных сравнений, всегда страдающих известной натяжкой. Ведь сомнительна даже попытка определить личность Байрона через понятие «Байрон»; тут явно потребовалась бы немалая корректировка, а уж сравнение Сечени с Байроном — тем более условно. Байрон был поэтом, Сечени — трезвым политиком с необычайным даром острого видения и прозорливости. В то же время ему присуща своеобразная аберрация: то, что он видит точно и ясно сквозь даль времен, представляется ему приближенным во времени. Приведу лишь один пример: за событиями 1848 года в Венгрии и предшествующими революциями в Европе ему видится их неотвратимый результат — установление господства неимущих, можно сказать, пугающий призрак коммунизма. Но разве нет в этом провидении сходства, роднящего Сечени с поэтом?

Байрон был очень красив, Сечени же, по моему мнению, безобразен. Густые, сросшиеся брови, крупный, мясистый, с чувственными ноздрями нос, маслянистые глаза, свойственные восточному типу, как и желтоватый цвет лица. Подвижные морщины на лбу свидетельствуют о непрестанной смене настроений. Но — байроновская ли то черта или же явление эпохи? — этот безобразный мужчина представлял серьезную опасность для женщин и еще более серьезную — для женатых мужчин; он снискал успехи, которые будоражили его до конца дней: несчастливая любовь не давала покоя его душе и телу, счастливая — связала его по рукам и ногам, лишив свободы передвижения…