Избранное

Как же это так, бывало, размышлял Чжун Ичэн, все вроде бы в порядке: «пятерки», «тройки», «канцелярии по руководству кампанией», учреждения, все товарищи, да и сам он ведет себя как положено, сколько усилий затрачено, девять волов и два тигра такое не вытянут, куры квохчут, собаки лают от всей этой суетни, до полусмерти довели, разбираясь, кто же он такой, сорвали, наконец, с него «оболочку» коммуниста, ответработника, с детства включившегося в революцию, всеми помыслами преданного партии, докопались до реакционной сущности, тщательно, скрупулезно, последовательно, глубоко, убедительно, многажды критиковали, живого места не оставили, да и сам он, по каплям выжимая из себя многостраничные показания по тридцать тысяч иероглифов, больше, чем встретил он во всех документах за восемь лет канцелярской работы, наконец, составил самокритику, в которой тщательнейшим образом, словно тончайший волосок на семь частей делил, подверг анализу каждую свою фразу, поступок, мысль и даже подробности сновидений начиная с первого мгновения жизни, даже товарищ Сун Мин одобрил эту самокритику: хорошо, сказал, ведешь себя, наступил перелом; столько на все это ушло времени, сил, слов, и не только критических, суровых и справедливых; давали ему и доброжелательные советы, искренние наставления, проводили глубочайшие анализы, и что же, все это лишь затем, чтобы задвинуть его в сторону и перестать интересоваться им? И прибавить в горном районе одну трудовую единицу? «Элементов» классифицировали тут в зависимости от того, как работают и ведут себя, но ведь делали это исключительно в дисциплинарных целях, и никого не заботило, что у них в головах. Они, собственно, стали преступниками, потому что думали, а теперь мысли в их головах самопроизвольно зарождаются и самопроизвольно же, так никого и не заинтересовав, погибают, точно какая-нибудь веселка (есть такой некультивируемый гриб). Так бывает в театре: поначалу все кажется настоящим, грохочут гонги и барабаны, декорации залиты светом, на сцене оживление, мужчины, женщины, стар и млад, а все кончается — и гасят лампы, уносят декорации, люди расходятся. Так что же это в конце концов? К чему? Отвечали: чтобы перевоспитать! Ярлык — лишь начало перевоспитания. Где продолжение?

События, однако, развивались, хотя и не совсем так, как рассчитывал Чжун Ичэн. Столько критических сил, размышлял он, потратили на них, пытаясь расставить по своим местам, вкатить им сильнодействующий укол, чтобы одумались и возвратились в объятия партии, в революционные ряды! Критиковали сурово, ибо твердо верили, что сталь можно закалить. Разве партия когда-нибудь иначе относилась к дочерям и сыновьям своим? Спустя год, однако, почувствовал Чжун Ичэн, как заволакивается туманом перспектива возвращения в объятия партии. Официально их именовали «правыми элементами, агентами Чан Кайши и империализма», и газеты ставили их в один ряд с преступниками: «помещиками, кулаками, реакционерами, негодяями, правыми элементами». И вот уже в канун праздников Первого мая и Первого октября таким, как Чжун Ичэн, велят собраться вместе с тамошними помещиками, чтобы выслушать поучения работников органов безопасности…

Теоретически несложно отыскать в себе всяческие «измы», взгляды, чувства, связать их с такими-то и такими-то идейными течениями, до полусмерти напугать последствиями. Все это, конечно, горько, тяжко, горло перехватывает, зато плод не жесткий, весьма пластичный, и пусть великоват, но в глотку пролезет — тут потянув, там поднажав, заглотнешь до последней крошки. А чтобы проскользнул по пищеводу, есть эффективная смазка — крепкая вера Чжун Ичэна в то, что партия не станет губить ни себя, ни своих неразумных детишек. Время, однако, шло, и с каждым днем положение становилось все хуже, и никто ни о каких реальных политических правах не заикался. С каких это пор, ради чего он, с детских лет питавший непримиримую ненависть к чанкайшистским властям, бившийся с ними не на жизнь, а на смерть, оказался вдруг их агентом? Откуда у империалистов и Чан Кайши взялись такие таланты, чтобы в свободном Китае, внутри Компартии Китая, твердой, решительной, наводящей ужас на реакционеров, навербовать, нанять, соблазнить столь много агентов, крупных и мелких? А если их, так хорошо замаскировавшихся, пролезших в щели, столь много, то как же в сорок девятом у них все рухнуло так быстро и бесповоротно?