Избранное

«Мне представляется, что на мир, в котором мы живем, можно смотреть без отвращения только потому, что есть красота, которую человек время от времени создает из хаоса… И больше всего красоты заключено в прекрасно прожитой жизни. Это — самое высокое произведение искусства».

Этот ответ дополняется в «Острие бритвы». Герой романа Ларри Даррел едва ли не единственный в творчестве Моэма образ, по определению Ф. М. Достоевского, положительно прекрасного человека. Его философия практической жизни складывается под влиянием индийского учения веданты, а сущность поисков — стремление достигнуть особого, просветленного состояния духа через «правильные поступки». Знаменательно, что Моэм, не позволяющий себе выносить нравственный суд над персонажами (это делает за него читатель), здесь демонстративно нарушает собственное правило и выступает с прямой оценкой: «…я могу только восхищаться светлым горением столь исключительного человека».

За свою долгую жизнь Моэм испробовал разные жанры, был составителем многих антологий, редактором, пропагандистом творчества английских и зарубежных писателей, в том числе русских, которых почитал и любил: Достоевского, Чехова, Льва Толстого, Тургенева. Ему принадлежат легкие комедии характеров и положений, злые сатиры на нравы и проблемные социально-психологические драмы типа «За заслуги» (1932) с острым конфликтом и точной прорисовкой исторического времени. Его пьесы отличаются динамичным действием, тщательной разработкой мизансцен, компактным живым диалогом. Наряду с комедиями Дж. Б. Шоу они стали звеньями цепочки, соединившей драматургию О. Уайлда, театр Дж. Б. Пристли и послевоенную английскую драму «новой волны» (Дж. Осборн, Дж. Арден, Р. Болт и др.). Однако главный вклад Моэма в английскую литературу — это новеллы, романы и эссеистика, включая «Подводя итоги».

Блистательное мастерство формы — крепко выстроенный сюжет, строгий отбор материала, емкость детали, естественный как дыхание диалог, виртуозное владение смысловым и звуковым богатством родного языка, раскованно-разговорная и вместе с тем сдержанная, неуловимо скептическая интонация повествования, ясный, экономный, простой стиль — делает Моэма классиком рассказа XX века. Многообразие характеров, типов, ситуаций, конфликтов, сопряжение добра и зла, патологии и нормы, страшного и смешного, обыденности и экзотики превращают его обширное новеллистическое наследие в своего рода «человеческую трагикомедию», смягченную, однако, бесконечной терпимостью, мудрой иронией и принципиальным нежеланием выступать в роли судьи ближнего своего. У Моэма жизнь как бы сама себя судит и выносит нравственный приговор, автор же выступает всего лишь наблюдателем и хроникером.

Достоинства этой объективной манеры письма и блестящего стиля присущи и его лучшим романам. Это «Бремя страстей человеческих», роман о художнике «Луна и грош» и роман о писателе «Пироги и пиво», образующие с романом об актрисе «Театр» (1937) нечто вроде трилогии о творцах искусства, его смысле и отношении к жизни, а также «Узорный покров» и «Острие бритвы».

Порой Моэм отталкивается от некоторых фактов биографии и характеров реально существовавших лиц (например, Поля Гогена в романе «Луна и грош» или Томаса Харди в «Пирогах и пиве»), чтобы, развивая вымышленную историю, поставить проблемы, важные для него как для писателя и человека. Под его пером саморазоблачаются приверженцы всевозможных форм нормативной и корпоративной морали, а социально-кастовая система в британском ее варианте обнаруживает свою несостоятельность и пагубность в приложении к живому человеку. Древний как мир порок снобизма предстает во всей своей гротескной и одновременно внушающей жалость уродливости (квинтэссенция снобизма — критик Эллиот Темплтон в «Острие бритвы»).

За века существования Британская империя выработала особую форму общественного сознания, окончательно сложившуюся в эпоху правления королевы Виктории (вторая половина XIX века). Эта форма представляла собой сложный, покоящийся на иерархических принципах комплекс норм поведения, нравственных ориентиров, социально-политических ценностей и психологических установок. Его неотъемлемыми слагаемыми были концепция британского офицера и джентльмена и непререкаемая грань между «белым человеком», «сахибом», — и «туземцем». То был традиционный британский снобизм, обогащенный опытом многовекового колониального господства. Не приходится поэтому удивляться, что нравственная и эстетическая критика мира почти во всех произведениях Моэма выливается, как правило, в очень тонкое развенчание снобизма, опирающееся на тщательный отбор характерных словечек, жестов, черт внешнего облика и психологических реакций персонажа.