Избранное

Но по крайней мере дни его были полны до краев, и он снова открыл в себе гордость. Теперь он ездил на автомобиле в город за дедом лишь по привычке и, хотя по-прежнему считал, что сорок пять миль в час — всего только средняя скорость, уже не увивался холодным дьявольским наслажденьем, когда срезал на двух колесах виражи или, ударив бампером в оглоблю телеги, выбивал из упряжки мулов. Старый Баярд все еще требовал, чтоб в поездки он брал его с собой, но теперь чувствовал себя гораздо спокойнее и как-то раз даже поделился с мисс Дженни своей растущей уверенностью в том, что молодой Баярд уже не ищет гибели.

Мисс Дженни — она была настоящей оптимисткой, то есть всегда ожидала худшего и потому ежедневно испытывала приятное удивление, — быстро разрушила его иллюзии. Впрочем, она заставляла молодого Баярда пить побольше молока и вообще со свойственным ей педантизмом следила за его питанием и режимом и иногда по ночам, когда он уже спал, заходила к нему в комнату и сидела у его постели.

Как бы то ни было, молодой Баярд изменился к лучшему. Совершенно не замечая течения дней, он, однако же, полностью погрузился в их монотонную смену, был захвачен ритмом повседневных обязанностей, которые повторялись и повторялись до тех пор, пока его мускулы настолько к ним привыкли, что тело его жило день за днем без всякого участия сознания. Ловко обманутый этой древней Далилой-землею, он даже не знал, что ему остригли волосы, не знал, что мисс Дженни и старый Баярд гадают, скоро ли они отрастут опять.

«Ему нужна жена, — думала мисс Дженни, — и тогда он, может быть, останется стриженым. Молодая женщина, которая делила бы с ним его заботы. — Баярд слишком стар, а у меня слишком много дела, чтоб делить заботы с этим долговязым дьяволом».

Время от времени он встречал в доме Нарциссу, иногда за столом, и все еще чувствовал, что она его избегает и испытывает к нему неприязнь, и порою мисс Дженни наблюдала за ними — задумчиво и с некоторой досадой оттого, что они явно не замечают друг друга.

«Он обращается с ней, как собака с хрустальным кувшином, а она смотрит на него, как хрустальный кувшин мог бы смотреть на собаку», — говорила она про себя.

Потом время сева прошло, наступило лето, и он вдруг обнаружил, что ему совершенно нечего делать. Так человек, изумленно восстав ото сна, из теплых, солнечных, населенных людьми долин вдруг попадает в края, где средь пустынных равнин громоздятся холодные, мрачные пики исступленного горя, а над ними сияют исступленные черные звезды.

Дорога плавной рыжеватой дугою спускалась вниз между соснами, которые жаркий июльский ветер наполнял протяжным гулом, словно проходящий вдалеке поезд, спускалась к зарослям светло-зеленого ивняка, где под каменным мостиком протекал ручеек. На вершине холма низкорослые, похожие на зайцев мулы остановились, негр помоложе слез, снял с повозки сучковатую дубовую жердь и, просунув ее поперек оси между кривыми, перевязанными проволокой спицами, заклинил правое заднее колесо. Затем он снова вскарабкался на шаткую повозку, в которой неподвижно сидел второй негр, постарше, держа в руках плетеные веревочные вожжи и наклонив голову в сторону ручья.

— Чего это там такое? — спросил старший негр.

— Чего «это»? — отозвался младший.

Старший негр застыл в позе, выражающей сосредоточенное внимание, и молодой тоже прислушался, но не услышал ничего, кроме протяжного завывания ветра в тихих соснах и тягучего посвиста перепелки в их зеленой твердыне.

— Чего ты там слышишь, отец? — еще раз спросил молодой негр.

— Там внизу чего-то треснуло. Может, дерево какое свалилось. — Он дернул вожжи. — Но, но, мулы!

Мулы захлопали длинными заячьими ушами, дернули, и повозка пошла вниз по склону, скрипя и дребезжа заклиненным колесом, оставлявшим в мягкой рыжей пыли блестящую синеватую полосу. У подножья холма дорога пересекала мост и снова поднималась вверх; под мостом в зарослях ивняка, сверкая коричневыми переливами, журчал ручей, а в воде возле моста лежал вверх дном автомобиль. Передние колеса все еще вращались, и мотор, урча на холостом ходу, испускал мерцающую струйку выхлопных газов. Подъехав к мосту, старший негр остановил мулов, и оба неподвижно уставились на длинное брюхо автомобиля.

— Он там! — воскликнул молодой негр. — Он в воде, под этой штукой. Вон его ноги торчат, я их вижу.

— Он наверняка там утонет, — с интересом и неодобрением произнес старший, после чего оба негра слезли с повозки и младший скатился вниз по берегу ручья. Старший аккуратно намотал вожжи на одну из жердей, поддерживающих днище телеги на раме, сунул под сиденье ореховый кол, с которого была содрана кора, обошел повозку, вытащил из колеса клин и положил его в повозку. Потом он тоже осторожно скатился по берегу туда, где, рассматривая погруженные в воду ноги Баярда, сидел на корточках его сын.

— Ты, парень, близко к этой штуке не подходи, — сказал он. — Она может взорваться. Ты что, не слышишь, как у ней там внутри ревет?

— Надо его вытащить, — отвечал ему сын. — Он захлебнется.