Избранное

Однажды он привел семь таких дохлых кляч, каких на всем белом свете не сыщешь. Хотел обменять их на мясо и кукурузную муку, да только никто их не брал. Тогда он решил отдать их в армию, но армия — даже и та от них отказалась. В конце концов он их выпустил, явился в штаб Джо Джонстона и потребовал, чтоб ему заплатили за тот десяток, который был продан в кавалерию Форреста. Не знаю, что ему на это ответили. Нейт Форрест не хотел этих одров брать. Вряд ли их даже в Виксбурге есть стали… Я никогда не доверял Зебу Фозергилу, очень уж он часто в одиночку взад-вперед ездил. Впрочем, в лошадях он толк знал и, когда, бывало, на войну уедет, обязательно доброго коня домой приведет. Но такого, как этот, он больше ни разу не доставал.

Щека у него опала, и он вытащил карманный нож, отрезал кусочек табаку и губами подобрал его с лезвия. Затем завернул свой пакет и снова завязал его тесемкой. Пепел сигары старого Баярда легонько трепетал на ее тлеющем кончике, но еще не осыпался.

Старик Фолз аккуратно сплюнул в камин коричневую слюну.

— В тот день мы были в округе Кэлхун, — продолжал он. — Стояло славное летнее утро, люди и лошади, сытые и отдохнувшие, весело скакали вперед, в лесах и полях пели птички и крольчата прыгали через дорогу. Полковник и Зеб ехали рядом на этих самых двух конях — полковник на Юпитере, а Зеб на своем двухлетнем гнедом — и друг перед другом похвалялись. Юпитера полковничьего мы все знали, ну а Зеб — тот без конца твердил, что он ничью пыль глотать не станет. Дорога шла прямо по долине к реке, и Зеб все приставал да приставал к полковнику, пока тот не сказал: «Ладно».

Он велел нам ехать вперед, а они, мол, с Зебом будут ждать у моста — эдак с милю оттуда, а потом они оба встали рядом и поскакали.

Я таких добрых коней еще сроду не видывал. Рванули они с места, словно два ястреба, ноздря в ноздрю. Мы и оглянуться не успели, а их уже и след простыл, только пыль столбом, все равно как эти нынешние автомобили по дороге несутся. По пыли только мы за ними следить и могли. Ну вот, когда они добрались туда, где дорога к реке спускалась, полковник Зеба ярдов на триста обошел. Там под холмом протекал ручеек, и, когда полковник взлетел наверх, он увидел целую роту янки — лошади на привязи, мушкеты составлены в козлы, а сами янки сидят у ручья и обедают. Полковник нам потом рассказывал: сидят они там под холмом, в руках по кружке кофе да по ломтю хлеба, а мушкеты футах в сорока в козлы составлены. Как увидели они его там, на гребне холма, только рты разинули да глаза на него вытаращили.

Поворачивать назад было поздно, да и навряд ли он бы повернул, если б даже и время было. Скатился он на них с гребня, разметал ихние костры, людей и оружие да как заорет: «Сдавайтесь, ребята! Ни с места, а не то всем вам тут крышка!» Кое-кто хотел было дать тягу, но полковник вытащил свои пистолеты, и они сразу же вернулись и втиснулись в общую кучу, и, когда Зеб туда прискакал, они все там со своим обедом в руках и сидели. Так мы их и нашли, когда минут через десять сами туда подъехали.

Старик Фолз снова аккуратно сплюнул коричневую слюну и крякнул. Глаза у него засияли, как голубой цветок барвинка.

— Да, тот кофе был что надо, — добавил он.

— Ну вот, сидим мы там с этой кучей пленных, а они нам и вовсе ни к чему. Держали мы их там весь день, а сами ихние припасы ели, ну а когда наступила ночь, побросали мы ихние мушкеты в ручей, забрали весь провиант да амуницию, нарядили караул у лошадей, а сами спать улеглись. И всю ту ночь напролет лежали мы, завернувшись в крепкие теплые одеяла янки, и слушали, как они поодиночке от нас удирают — скатываются с берега в ручей да по воде и уходят. Иной раз который поскользнется, шлепнется в воду, и тут все затихнут, а потом слышим — опять сквозь кусты к воде подползают, ну а мы лежим себе, с головой одеялами укрывшись. К рассвету все они потихоньку разбежались. И тогда полковник как заорет — беднягам наверняка за милю было слышно: «Эй вы, ярки, смотрите берегитесь мокассинов!»[7]

Наутро мы оседлали коней, погрузили добычу, взяли себе каждый по лошади и помчались домой. Пожили мы дома недели две, и полковник уже убрал свою кукурузу, как вдруг узнаем, что Ван Дорн захватил Холи-Спрингс и спалил склады Гранта. Видать, и без нашей помощи обошелся.

Некоторое время он молча сидел и задумчиво жевал свой табак, как бы опять вызвав к жизни старых боевых друзей — ныне прах, возвратившийся в прах, за который они, быть может даже и нехотя, бились, не щадя живота своего, — и в их обществе вновь пережил те голодные славные дни, куда мало кто из ныне топчущих землю мог бы войти вместе с ним.

Старый Баярд стряхнул пепел с сигары.

— Вилл, — сказал он, — а за что вы, ребята, собственно говоря, воевали, дьявол вас всех побери?

— Баярд, — ответил ему старик Фолз, — да будь я проклят, если я это когда-нибудь знал.