Избранное. Искусство: Проблемы теории и истории

Дополнив экспозицию Большого дворца, мы получаем возможность показать в неоспоримой форме на подлинном материале на протяжении без малого двухсот лет непрерывную текучесть архитектурных замыслов, дворцового быта, художественных вкусов, взаимоотношений монархов с окружением и с «верноподданными». Разумеется, чтоб все это показать наглядно, нам надо не сопоставлять, а противопоставлять, надо отнюдь не восстанавливать в «первоначальном виде», а подчеркивать и усиливать все происшедшие изменения «первоначального вида», все искажения, все стилистические неувязки и противоречия, все разрушения, добавки, вставки: отнюдь не следует убрать из золотой Статсдамской неуклюжий поставленный Александром II бронзовый на тяжелом каменном постаменте памятник адмиралу Лазареву, никак не следует выбрасывать из Белой залы мебель середины XIX века, не следует переоббивать мебель в Петровской зале; и не надо бояться поставить тронное кресло на ступенчатом возвышении в конце той же Петровской залы, расположить Павловскую и Александровскую мебель в пустых Николаевских комнатах с золотыми Елисаветинскими дверными обрамлениями, сохранить в «Исторических комнатах» устроенный для французского президента Пуанкаре гостиничный «номер». Надо оставить все как есть, лишь кое-что добавив, – тогда станет ясно и наименее подготовленному экскурсанту, что исторический процесс непрерывно текуч, непрерывно уничтожает старое и создает на его месте новое, непрерывно меняет и внешнюю оболочку, и самое существо даже такого косного учреждения, как российское самодержавие, и ведет это самодержавие к вырождению и неотвратимой смерти через ряд совершенно точно определимых и законосообразных этапов. Можно даже в дополнительной экспозиции вразумительно показать, что неудовлетворительность российских императоров признавалась самими же российскими императорами, из которых ведь (по крайней мере, в XVIII веке) почти каждый брал на себя роль палача по отношению к своему наследнику или предшественнику, побежденному в борьбе общественных противоречий. Основными поворотными хронологическими моментами исторического процесса за последние двести лет оказываются 20-е и 80-е годы XVIII века и 40-е годы XIX века – и эти моменты не совпадают с концами царствований, независимы, следовательно, от личностей императоров, подчиняют себе императоров. Вот это важно и нужно показать.

Ораниенбаумский дворец «герцога Ижорского» Меньшикова (строенный 1712–1720), Петергофские Монплезир (1716–1723) и Большой дворец, дворец в Стрельне, позднейшие дворцы в Сарском Селе, в Гатчине, в Павловске – все они представляют варианты одного и того же архитектурного барочного замысла, в типе «покоя» (буквы П). Тем не менее, Меньшиковский дворец и Монплезир резко отличаются по исполнению от заложенного тем же Леблоном Большого Петергофского дворца и, тем более, от прочих перечисленных построек. Тут мы имеем еще скромные сравнительно по размерам и по внутренней отделке дома (даже не дворцы) патриархальных богатеев, для которых зажиточный голландский купец является законодателем роскоши. Но одновременно, когда строится Монплезир, – закладывается уже Большой дворец, и уже имеется представление о том, что царский дворец должен быть как-то иначе построен и устроен, чем Монплезир; перелом намечается. Однако, пока еще личность Петра I настолько сильна, что и новый Большой дворец строится большим только в потенции: Версаль маячит перед Петром, как некий идеал, в сущности – обязательный и для российского самодержца, но не слишком для него привлекательный. Большой дворец становится по-настоящему большим только впоследствии. Именно сравнительно скромное Петровское начало не дало Елизавете развернуться в Петергофе так, как ей хотелось бы и как она развернулась в Сарской (ныне Детскосельской) мызе, где она ничем не была связана. Но надо помнить, что задуман и начат северный Версаль был все-таки именно при Петре и что он свидетельствует (между прочим, роскошными резными деревянными панно Петровского кабинета) о переломе, произошедшем именно при Петре, около 1720 г. Елизавета придает Большому дворцу и тот наружный вид, и ту планировку, которая соответствует новой эпохе, новому этапу в развитии самодержавной власти, – нет больше патриархального единоличного владыки, который на правах помазанника божия и не ища сознательно поддержки ни в ком, противопоставляет себя всему народу, потому что он лучше знает, что надо делать…

но у меня есть палка,и я вам всем отец…⁶⁹