Выше уже было указано, что краеведческий музей устраивается для определенной цели: дать материал для планирования всей работы на местах. Не пресловутой «любовью к родине», не местным патриотизмом должны руководствоваться устроители такого музея, не желанием представить милый по воспоминаниям детства уголок во всем его бытовом своеобразии, унаследованном от – канувшего в вечность и осужденного на погибель – прошлого. Речь, конечно, должна идти не о прошлом, а о будущем, без всяких романтических увлечений! Прошлое есть та почва, на которой произрастает настоящее и вырастет будущее, и прошлому, конечно, должно быть дано место, даже очень видное, иногда и почетное место, но не в ущерб настоящему. Тот, кто докажет, что в деревне прежде носили бабы такие-то повойники и такие-то кофты, сделает менее полезное дело, чем тот, кто покажет, как и почему в современной деревне городское платье вытесняет старую кофту; тот, кто собирает старинные, уже забытые молодым поколением, песни, делает менее полезное дело, чем тот, кто исследует, какие новые песни сейчас в ходу в деревне и как новая жизнь вызывает новые формы в искусстве самообслуживающейся в художественном отношении деревни, как в деревню проникают и как в деревне усваиваются городские песни; тот, кто соберет материалы по экономике данного края в XVII веке, сделает менее полезное дело, чем тот, кто сумеет в точности осветить экономику 1928 г. Знание старины нужно лишь для того, чтобы измерить пройденное расстояние, чтобы уловить скорость, направление и отдельные этапы развития.
Не давать воли коллекционерскому увлечению специалиста и историческому романтизму местного патриота – это пока характеристика отрицательная. А что же надо делать положительно?
Я помню один довольно богатый краеведческий музей, где мне прежде всего показали исполненную в большом масштабе настенную карту «местного края», на которую посредством раскраски, условных знаков и надписей были нанесены энциклопедические сведения и о геологическом строении почвы, и о климате, и о растительности, и о рельефе, и об этнографическом составе населения, и т. д. Музейные работники очень гордились громадной работой, которая была синтезирована в этой карте, – и они были правы: было чем гордиться, если (в чем я не имею никаких оснований сомневаться) карта соответствовала действительности, т. е. была составлена на основании и полных, и бесспорных данных. Прекрасная карта – но прекрасный ли музейный экспонат? Ведь при показе всех дальнейших собраний «по отделам» мои руководители все время ссылались на карту, которую они-то знали, конечно, в подробностях наизусть, но которую даже я, при всей тренированности моей зрительной памяти, запомнил, разумеется, лишь в общих чертах. Когда мне показывали образцы сельскохозяйственных культур из разных мест, я не умел связать более или менее пышные или убогие букеты колосьев ни с почвою, ни с племенным составом, ни с отдаленностью от железной дороги, ни с уровнем грамотности населения, и я видел только более или менее пышные или убогие букеты колосьев, не имевшие никакого смысла. Когда я попал в этнографический «отдел», я увидел костюмы, в которые одеваются по праздникам женщины в разных местах края, и ничего кроме бессмысленных пестрых тряпок я не увидел, потому что музейщики мне только их и показывали. Человек одевающийся оторвался от человека трудящегося, трудящийся оторвался от земли, на которой он трудится, земля не имела ничего общего с растениями, которые на ней произрастают, и т. д. Конечно, если много раз бывать в музее и выучить наизусть все то, что в нем показано, так чтобы в воображении комбинировать экспонаты как угодно и как требуется в каждом данном случае, – тогда все хорошо: старые монастырские вышивки и колосья ржи, торф и бабьи кофты, резаные счетные бирки и калиевые залежи – все найдет свое место в общей картине. Музей