Избранное. Потрясение оснований

Такое же чувство выражается и в возгласе серафима. Как ясно показывает контекст, восклицание «Свят!» имеет двойной смысл. Оно означает величие, наполняющее мир, и чистоту в противоположность человеческой нечистоте. Слава и великолепие без чистоты – отличительный признак всех языческих богов. А чистота без славы и великолепия составляет отличительный признак всех человеческих представлений о Боге. Гуманизм преобразовал недоступность Бога в возвышенность Его нравственных требований. Гуманизм позабыл о том, что величие Бога, явленное в опыте пророка, подразумевает потрясение оснований, где бы Бог ни являл себя, и туманную завесу, где бы Он ни давал зреть себя. Когда Бог отожествляется с каким-либо началом человеческого естества, как это свойственно гуманизму, то ужасающая и уничтожающая встреча с величием Бога становится невозможной. Но «Свят» означает также и нравственное совершенство, чистоту, добродетель, истину и справедливость. Слава Бога может удовлетворить весь мир только потому, что Он свят в этом двойном смысле. Слава богов, которые не святы в этом двойном смысле, может удовлетворить только одну страну, один род или племя, один народ или государство, одну сферу человеческой жизни. Поэтому они не обладают истиной, справедливостью и чистотой Бога, который поистине Бог. Они – демоны, домогавшиеся святости, но отрешенные от нее, ибо их слава – величие без чистоты. Итак, повторим: «Лишь Ты Один свят!» – что особенно важно для нынешнего времени.

Пророк признается, что он – человек с нечистыми устами и что живет среди народа с нечистыми устами. Он специально говорит именно о своих устах, ибо его дело – проповедовать, но нечистота его уст символизирует и нечистоту всего его существования, существования отдельных людей и общества в целом. Исайя показывает глубину прозрения, отожествляя себя со своим нечистым народом в тот самый момент, когда он удостоился своего исключительного видения. Различие между мистической и профетической религиями кроется в этом прозрении, ибо даже в высочайшем экстазе пророк не забывает о той социальной группе, к которой он принадлежит, и ее нечистоте, от которой не может избавиться. Поэтому пророческий экстаз, в противоположность мистическому, никогда не замыкается на самом себе, но является средством получения Божественных повелений, которые должны быть проповеданы народу. Видение Исайи открывает два условия пророческого существования. Уста пророка должны быть сперва очищены огнем. Тогда он сможет услышать Глас Бога – условие его пророческой миссии. Никто не может быть пророком Бога, опираясь на свои собственные силы, и никто не может освободить себя от этой миссии. Только сила Божественной Святости, касаясь нашего существования, может приблизить нас к Богу. Что-то из нашего существования, греха, беззакония или нечистоты должно

быть выжжено, должно быть уничтожено. Только благодаря такому уничтожению Бог может говорить, обращаясь к нам и через нас. Но от нас никоим образом не зависит, когда Он заговорит и будет ли говорить вообще. Исайя сам своего видения не порождает и источником собственного очищения не является. Он был охвачен ужасом и благоговейным трепетом. И он должен был действовать, ибо Бог спросил: «Кто пойдет для нас?» Бог ожидает ответа. Он ни к чему не принуждает: решение выступить у Исайи должно быть свободным. Свобода принятия решения – второе условие существования пророка. Пророк должен решить, посвятить себя пророческому служению или нет. Что касается нашей судьбы и призвания, мы свободны; что касается нашего отношения к Богу, мы бессильны. Величие Бога очевидно в каждом случае.