В истории хозяйства чужак всегда и повсюду выступает как торговец, а торговец – как чужой. Покуда хозяйство остается по сути своей связанным с удовлетворением собственных нужд или же продукты его обмениваются в узком кругу, никакой торговец-посредник здесь не нужен; торговец может понадобиться лишь для тех продуктов, которые производятся исключительно за пределами данного круга. Но коль скоро никто не отправляется на чужбину лично, дабы закупить потребное, – в каковом случае данные лица именно и являются в этих иных областях «чужими» купцами, – торговец как раз и должен
быть чужаком, и никем иным он быть не может. Эта позиция чужака профилируется для сознания более резко, если он, вместо того чтобы снова поменять место своей деятельности, прикрепляется к нему. Ибо в бессчетном множестве случаев это возможно для него только в том случае, если он способен жить торговым посредничеством. В некоторым образом замкнутом хозяйственном круге, где поделены территория, почва и ремесла, удовлетворяющие спросу, может существовать и торговец, потому что лишь торговля делает возможными безграничные комбинации, интеллект находит в ней все новые возможности идти дальше и открывать новое, что едва доступно непосредственному производителю с его меньшей под вижностью и ориентацией лишь на медленно увеличивающийся круг покупателей. Торговля всегда способна принять в себя больше людей, чем первичное производство, и потому она – самое место для чужака, который, так сказать, вне штата втискивается в тот круг, где собственно хозяйственные позиции уже заняты. Классический пример – история европейских евреев. Чужак именно по природе своей не является землевладельцем, причем земля понимается не только в физическом смысле, но и в переносном, как жизненная субстанция, прочно связанная с некоторым местом – если и не пространственным, то идеальным – социальной среды (gesellschaftlichen Umkreises). Пусть даже в интимнейших межличностных отношениях чужак развернет всю свою привлекательность и значимость; все равно, пока он воспринимается именно как чужак, в остальном он оказывается «безземельным». Так вот, эта необходимость торгового посредничества, а также, и много более того, словно бы сублимированная отсюда необходимость чисто денежного ведения дел, как раз и придает чужаку специфический характер подвижности; именно в ней, коль скоро она имеет место внутри замкнутой группы, и свершается тот синтез близости и удаленности, который формальным образом составляет позицию чужого: ибо тот, кто совершенно подвижен, то и дело соприкасается с каждым отдельным элементом, но органически, через родственную, локальную закрепленность не связан ни с одним из них.