Избранное. Том первый

– Никакие мы не туфаны, – с досадою выдернув у него тетиву, Егор остановился, топнул ногой. – Это старик туфан... Был он в горах где-то с другими стариками... бежал оттуда... кого-то убил. Все наши мужчины охотились. Остались в стойбище женщины да дети. Туфан со своими забрал всех женщин, детей забрал и всю пищу забрал. Остались хворые да старые... Что сталось с ними, не знаю. Может, с голоду померли. А нас долго водили по лесу. Я мал тогда был... совсем несмышлёный. Помню, мать мою и сестру этот туфан себе взял, люди его тоже по нескольку женщин взяли...

– То я и гляжу: все вы разномастные... Белым-то, вроде Потапа, откуда здесь взяться? А их вон сколь... Дедок-то, выходит, русский? Туфан его прозвище. А может, фамиль, – шлёпнув себя по лбу, расхохотался Володей. Потом, слизнув упавшую на губу крупную снежинку, спохватился: – Как же вы, целое племя, каким-то паршивым старичишкам покорились? Имя своё потеряли... живёте теперь без имени, без отчества...

– Жили! – Егор стукнул кулаком по осине, осыпал с неё последние листики. – Жили!.. Теперь не хотим! – пустив стрелу в небо, гневно вскричал он, проследил за полётом стрелы, вскоре потерявшейся в облаках, подождал – не упадёт ли, и крупно зашагал к своему стойбищу. – Сговорились мы... убрать стариков.

– Как убрать?!

– А как они наших отцов убрали?

– Погоди, Егор! Погоди, брат! Убрать никогда не поздно. Можно просто оставить их тут... не пропадут, ежели будут охотиться.

– Женщин наших забрали... нас гоняют. Живём без имени: туфаны... – Стрела упала чуть впереди. Егор удовлетворённо хмыкнул, подобрал её, сунул в колчан. – Нам род свой продолжать надо. Нам надо детей... Что могут старики? А этот... главный... он всех одурманил...

– Туфан – сволочь, я тоже понял. Дак с им, с одним-то, долго ли расправиться? Токо сначала дозволь я с им поговорю. Может, вызнаю что...

«Ну жук! – поражаясь ловкости старого проходимца, посмеивался про себя Володей. – Это ж надо, целое племя околпачить! Туфаны – да и всё. Вождь выискался».

– Ты одно помни, – горячо зашептал он Егору, точно в лесу кто-то мог подслушать, – я всегда на твоей стороне. Подмога понадобится – зови. Любим, я, Потапко – все будем с тобой заодно.

– И женщин наших себе возьмёте? – с недоброй усмешкой кольнул Егор.

– Ну, женщин... это бывает. Не силком же мы их тащили. Да и не знали, что у вас такое творится. Другие-то, – спросил вдруг, – с тобой пойдут?

– Все недовольны.

– Ну, брат! У нас на Руси недовольных тьма-тьмущая. Коснись дела – они в кусты. А самых отчаянных на плаху. Ты думай сперва, Егор, думай. И дружков подбирай.

19

– А ты слушай, ты слушай, мил человек – торопливо, словно давно ни с кем не говаривал, пришёптывал, исповедовался старец и слабыми, скрюченными пальцами мял рукав Володеева кафтана.

Были они одни, если не считать молчаливого товарища старика, когда-то помогавшего усыплять старого туфана. – Долгая сказка будет... Как жизнь моя.

Старик, тощий, сухой, жила на жиле, грозил ему седыми бровями, подавал знаки, но туфан сердито отмахивался:

– Отлипни! Будет уж! Мой век на исходе. Хоть раз выговорюсь. Выдь, выдь!

– Он не разумеет по-нашему, – пытался защитить старика Володей.

– Он-то? – рассмеялся вождь. – Он лучше нас с тобой разумеет. Дуй, дуй отсюда, Михайло! Не то Володей поможет выйти.

Выждав, когда старик удалится, помолчал, словно собирался с духом.

– Спроси, сколь прожито мной, – не упомню. Молодой был, когда к Аблаютайше ходил с Ульяшкой Ремезовым с тобольским. И сам я тобольский родом-то. Провинился тогда маленько... калмычку одну приглядел из аблаевой родни. Казнить меня хотели. Да она грамоту подложную выкупила – бежали. Где токо не были мы, Володей! В Бухарин были, в Даурах. В самом Канбалыке... Девка моя в Бухарин захворала. Там и схоронил.