ром летал Чкалов, не меньше чем раза в три. В просвет между поверхностью
воды и нижней точкой центрального пролета самолет также проходит с изрядным
запасом.
Конечно, сам Чкалов вряд ли вымерял эти запасы с точностью до метра. Но
не следует и думать, будто пролет под мостом был выполнен им в порядке, так
сказать, мгновенно возникшего экспромта — с одной лишь так называемой
«озорной изюминкой», без какой-либо предварительной прикидки. Прикидка — и
вполне надежная — была: друзья Чкалова, служившие в то время вместе с ним, свидетельствуют, что он многократно присматривался к пролету моста — и с
берега и сверху, свесившись через перила. И пришел к твердому выводу: да, проходит. .
Казалось бы, после этого остается спокойно прицелиться издалека и лететь
себе на высоте двух-трех метров над водой, пока мост не прогромыхает звучным
барабанным эхом над головой летчика и не останется позади. Выполнить такой
бреющий полет над водой вполне по силам любому пилоту средней
квалификации.
Единственное дополнительное обстоятельство, которое несколько осложняет
дело, — это.. наличие самого моста. Осложняет по той же труднообъяснимой
причине, из-за которой пройти по доске, лежащей на земле, значительно проще, чем если бы она находилась на уровне шестого этажа.
Этот-то чисто психологический фактор и хотел опробовать — собственными
руками пощупать — Чкалов. Мост для него был контрольным инструментом, которым он измерял свою способность не ошибиться в том самом случае, в
котором ошибаться нельзя. К таким случаям надо готовиться загодя!
Можно, конечно, спорить о достоинствах и недостатках избранной Чкаловым
и его последователями методики подготовки. Вряд ли она заслуживает
безоговорочного одобрения.
Но приклеить к ней один лишь только ярлык воздушного хулиганства тоже
нельзя. .
А вот еще пример смелого, более того — героического поступка, целесообразность которого с первого взгляда далеко не очевидна.
В ту самую первую военную зиму сорок первого — сорок второго года, которую я уже вспоминал
252
в начале этой главы, летчик-испытатель Виктор Николаевич Юганов был
командиром звена истребительного авиационного полка на Калининском фронте.
Это была уже вторая война, в которой ему довелось участвовать: он пришел в
наш коллектив худеньким двадцатилетним лейтенантом с орденом боевого
Красного Знамени за Халхин-Гол на груди.
Испытательский талант этого незаурядного летчика выявился в полной мере
уже в послевоенные годы. Достаточно сказать, что именно он первым поднял в
воздух такой, без преувеличения, этапный в истории нашей авиации самолет, как
реактивный истребитель со стреловидным крылом МиГ-15.
В день, о котором идет речь, Юганов получил задание во главе своего звена
сопровождать бомбардировщиков.
К моменту, когда группа Пе-2, базировавшихся глубже в тылу, подошла к
передовому истребительному аэродрому, Юганов и оба его ведомых (звено
истребителей в то время состояло еще не из четырех, а из трех самолетов) сидели
в кабинах своих машин и были готовы к запуску моторов для взлета.
Увидев бомбардировщиков над головой, Виктор махнул рукой ведомым —
«запускай!» — открыл воздушный кран, включил зажигание и нажал кнопку
пускового вибратора. Чихая выхлопами сжатого воздуха, мотор лениво перебрал
несколько раз лопастями винта, потом дал вспышку, другую и заработал, выплюнув из патрубков облако дыма от масла, накопившегося за время стоянки в
камерах сгорания.
Взгляд налево — винт у левого ведомого уже крутится.
Взгляд направо — тут дело хуже: правый ведомый безуспешно пытается
запустить мотор. Вторая попытка, третья — снова безрезультатно. По-видимому, дает себя знать более чем тридцатиградусный мороз, успевший за короткое время
настолько охладить мотор, что он требует повторного прогрева специальной
печкой. Скандал! Полный скандал!
А шестерка пикировщиков, распластавшись в круч том вираже, делает уже
третий круг над аэродромом. У них тоже время расписано по минутам. Как бы ни
сложились обстоятельства — с сопровождением или без него, но бомбовый удар
по цели они обязаны нанести не когда-нибудь, а точно в заданный момент.
253 Ждать больше нельзя. И Юганов, кратко бросив своему единственному
готовому к взлету ведомому: «Сокол-девятый! За мной!», выруливает на узкую, расчищенную от снега полосу полевого аэродрома, разворачивается в ее конце и
начинает разбег.
Еще несколько секунд — и истребитель в воздухе. Левая рука летчика
привычным движением надавливает на черный шарик головки рычага шасси и
поднимает его вверх. Легкое, едва слышное сквозь шум мотора шипение, двойной хлопок закрывающихся створок по днищу фюзеляжа, и машина еще
энергичнее рванулась вперед и вверх: шасси убралось.
И в тот же момент боковым зрением Юганов замечает: за левым плечом у
него пусто — ведомого нет. Быстрый поворот головы, и сразу становится виден