Такой способ, наиболее надежный и безопасный из всех возможных, вызывает, однако, естественный вопроси а кто же учит первого летчика, раньше
всех приступающего к освоению нового самолета?
Учить этого первого летчика — а им, естественно, является летчик-испытатель — некому.
Существует, правда, разработанная методика его подготовки к первому
вылету на новом, еще никогда не поднимавшемся ,в воздух самолете. Многое
можно предсказать путем изучения расчетов и результатов продувок модели в
аэродинамической трубе *
.Еще больше дает сегодня — через много лет после описываемых событий
моей летной молодости — натурное и математическое моделирование, в основу
которого, впрочем, закладываются результаты тех же расчетов я продувок.
Во многом новый самолет будет вести себя похоже на кого-то из своих
предшественников. Словом не следует представлять себе первый вылет как
какой-то прыжок в неизвестное, ничем, кроме пресловутого «авось», не
подкрепленный.
Но все же изрядная доля риска при этом, конечно, остается.
Почти во всех первых вылетах в повадках самолета обнаруживается что-нибудь новое, не предусмотренное на земле и требующее быстрой, четкой и
обязательно правильной реакции со стороны испытателя.
В первом вылете, как, пожалуй, мало в каком ином виде испытательных
полетов, летчик-испытатель должен проявить то самое свойство «привычки к
непривычному», которое, в сущности, больше всего отличает
*
Аэродинамическая труба — подобие канала, в котором укрепляется модель самолета, обдуваемая потоком воздуха от мощного вентилятора. По замерам, произведенным ваэродинамической трубе, можно приблизительно судить о поведении самолета в полете. Говорю
«приблизительно» потому, что различие в размерах самолета и модели, влияние стенок трубы на
поток и некоторые другие причины искажают результаты эксперимента. Впрочем, если бы этих
искажений не было, отпала бы необходимость и в летных испытаниях: люди узнавали бы о
самолете все, что им нужно, не поднимаясь для этого в воздух, 28
его от других летчиков. Дается оно, конечно, далеко не сразу. Формирование
испытателя опытных и экспериментальных самолетов — дело долгое и
трудоемкое. Иван Фролович с самого начала стал делать из нас испытателей.
Всякие вывозки были сведены к минимуму: так, на Р-5 он дал нам всего по
десять — двенадцать вывозных полетов, после чего выпустил самостоятельно.
На первом в нашей практике двухмоторном самолете — моноплане Р-6
(АНТ-7) — меня по поручению Козлова вывозил Н. С. Рыбко. Многое на «Р-шестом» было ново: два мотора, управлять которыми следовало согласованно, двойное количество моторных приборов, даже управление элеронами и рулем
высоты при помощи штурвала вместо привычной на более легких самолетах
ручки — все это, вместе взятое, на первых порах не раз вгоняло меня в пот. И
лишь через несколько полетов я почувствовал, что начинаю держать машину в
руках.
Как раз в те дни проходил Международный конкурс пианистов, на котором
одержали победу советские музыканты. Рыбко, большой любитель музыки, внимательно следил за сообщениями о ходе конкурса, переживал все его
перипетии и был весь под впечатлением успеха наших пианистов.
— Хорошо, — Сказал он после очередного, пятого или шестого по счету, полета, — прямо как Флиер! Давай еще один такой же полетик по кругу.
После того как и этот «полетик» был успешно выполнен, Коля благодушно
резюмировал: — Гилельс! Лети сам. .
Вслед за Р-6 мы освоили еще три-четыре типа самолетов, преимущественно
среднего тоннажа, на которых нам давали один так называемый контрольно-ознакомительный полет, и во второй отправляли уже самостоятельно.
На всех последующих типах летательных аппаратов — а их прошло через
мои руки более ста двадцати — я вылетал сам.
Иногда вылету предшествовало изучение инструкций по пилотированию
данного самолета или беседы с летчиками, ранее летавшими на нем. Иногда, как, например, при освоении трофейных самолетов, помогало лишь сознание
(значительно более успокаивающее, чем может показаться читателю), что кто-то
на таком
29
самолете уже летал. А раз летал кто-то, значит нет причин не полететь и мне.
Иногда же — при первых вылетах на новых опытных и экспериментальных
самолетах — не было и этого приятного сознания.
Впрочем, установленный Иваном Фроловичем спартанский порядок освоения
молодыми летчиками-испытателями новых для них самолетов вытекал не только
из соображений воспитательного характера, но вызывался отчасти и тем, что
двойное управление имелось далеко не на всех машинах, а специальных
двухместных учебных вариантов боевых самолетов тогда почти не существовало.
Поэтому, например, на всех истребителях, включая даже такую строгую в
управлении машину, как знаменитый И-16, нам приходилось вылетать только «по