Избранное в двух томах

Но и он, этот вертолет, в свою очередь, «сделал» фирму. Ее право на

существование было убедительно доказано.

— Товарищи, — сказал главный конструктор, — у нас с вами сегодня

радостный день: успешно закончены летные испытания нашей машины. .

Он говорил о результатах испытаний и дальнейших планах КБ, напоминал

факты, называл фамилии. Его слушали с волнением, которое было нетрудно

понять.

Когда на свет рождается что-то новое, нужное людям — более совершенная, чем ее предшественники, машина, дом, мост, дорога, книга, картина, — авторы

этого нового всегда испытывают едва ли не самое сильное из всех возможных

видов человеческого удовлетворения. В авиации новое создается вопреки

распространенному заблуждению не единолично. Новый самолет — не рисунок и

не стихотворение. Для его рождения нужно не одно гениальное озарение, а

упорный творческий труд множества людей. И каждый из них (конечно, далеко

не в одинаковой степени) законно испытывает это могучее чувство авторского —

точнее, соавторского — удовлетворения. Испытывал его не раз в своей жизни и я.

Но в тот вечер я чувствовал не только причастность, пусть в самой малой

степени, к рождению новой машины, но и полезность своего труда для

становления молодого творческого коллектива. Это еще больше, чем внести свой

вклад в создание самолета или вертолета: что ни говорите, а жизнеспособных

конструкторских бюро в природе существует значительно меньше, чем просто

удачных типов летательных аппаратов.

Однако на этом запомнившемся мне собрании праздники не закончились.

Правда, то, что должно было последовать за ними, выглядело по-праздничному

лишь внешне, а по существу представляло собой нелегкую, порой даже

коварную, но, к сожалению, в условиях реальной жизни небесполезную работу.

Речь шла о так называемых показных, то есть демонстрационных, полетах.

Летчики, механики и едва ли не все другие авиационные специалисты

дружно не любят их. Не берусь точно сформулировать причину этой неприязни.

Может быть, сказывается раздражающее людей дела отсутствие видимой, конкретной пользы от таких полетов.

287 Возможно, играет некоторую роль и не очень благоприятная статистика

происшествий, почему-то приключающихся на показных полетах относительно

чаще, чем на большинстве иных, — гибель Гринчика на первом реактивном

МиГе была еще свежа у всех в памяти.

Так или иначе, антипатия к данному виду летной работы налицо. И один из

механиков нашего вертолета откровенно выразил ее, отреагировав на известие о

предстоящих полетах ворчливым заявлением:

— Ну, держись, ребята: нас ждет большая показуха!

Никакого положительного эффекта от подобных дипломатических

мероприятий он признавать не желал.

Впрочем, ко мне грядущая «показуха» прямого отношения уже не имела.

Руководство КБ решило, что демонстрационные полеты должны выполняться

своими силами, без варягов. Да и дело, для выполнения которого я был

прикомандирован к КБ, — девяносто три полета по программе испытаний

вертолета — было закончено.

Я задержался немного только для того, чтобы во время первого из серии

показных полетов посмотреть, как выглядит вертолет в воздухе: ранее я такой

возможности, по понятным причинам, не имел. Удовольствие от этого зрелища я

получил полное: стройная, похожая на стрекозу машина, поблескивая

анодированными золотистыми боками, с бодрым стрекотанием неторопливо

парила над летным полем.

После этого я сердечно простился со всеми — от мала до велика —

сотрудниками КБ и отправился восвояси, имея все основания полагать, что этот

вертолет навсегда ушел из моей жизни.

Однако судьба — капризная авиационная судьба — решила иначе.

Спустя две недели меня срочно вызвал к себе начальник летной части

института.

— Видишь, Марк,— начал он,— говорил я тебе, что зря ты напрашиваешься

на эту сверхновейшую технику. К сожалению, я оказался прав.

— А что случилось?

— Случилась катастрофа. Только что позвонили: ваш вертолет разбился..

Матвей погиб..

Оказалось, что Байкалов успел сделать на этой машине четырнадцать

полетов. Последний из них — че-

288

тырнадцатый — был уже не показным, а перегоночным. Взлетев с летного поля, на котором проводились испытания, летчик должен был посадить вертолет на

аэродроме заказчиков. И взлет и весь полет проходили нормально. Придя на

место назначения, вертолет сделал еще один круг, затем подлетел к

предназначенной для него стоянке, завис на высоте около ста метров над ней и

начал уже было медленно спускаться по вертикали, как вдруг — в который раз

это злосчастное «вдруг»! — резко забросил свой длинный стрекозиный хвост в

сторону, завалился на бок и, описав полвитка крутой спирали, врезался в землю. .

* * *

И вот снова аварийная комиссия.

Не раз приходилось мне участвовать в их работе — едва ли не самой тяжкой