Избранное в двух томах

приказе, снижения в классе или чего-нибудь в подобном роде, — моральной

травмы не миновать: «Не оправдал.. »

Перед испытателем встала сложная моральная дилемма, в которой техника и

этика переплетались так, что попробуй расплети!

При этом в отличие от большинства известных человечеству задач подобного

рода решать ее нужно было в течение максимум нескольких секунд. Героям

произведений художественной прозы полагается, стол-

328

кнувшись со сложной моральной проблемой, провести бессонную ночь, заполнить несколько пепельниц окурками, написать и разорвать добрый десяток

писем, а наутро поступить диаметрально противоположно тому, как было решено

в означенную ночь. Увы, вся эта роскошь летчику недоступна: на решение

отпущено несколько секунд, причем без возможности «передумать» в

дальнейшем.

И наш товарищ решил эту проблему.

Он посадил самолет «на брюхо» в снег, прошел сквозь строй всех

положенных в подобных случаях неприятностей, расстался, пусть временно, с

какой-то частью своего завоеванного годами летной работы реноме, но дал

конструкторам мотора возможность найти и устранить дефект. Не берусь назвать

точную цифру — сколько пилотов военной и гражданской авиации остались

живы или, во всяком случае, избежали аварий благодаря тому, что новый мотор

поступил в серийное производство без лишнего скрытого недостатка. .

Вся эта история произошла не со мной и даже не со знакомым мне летчиком, на далеком от нас аэродроме. Но, узнав о ней, я почувствовал, что

установившаяся уже в моем сознании этическая норма — во что бы то ни стало

тащить неисправную машину на аэродром — знает исключения. Как и всякая

этическая категория, при ближайшем рассмотрении она оказалась сложнее, чем

могло представиться с первого взгляда. * * *

Время шло. И каждый очередной случай спасения испытуемой машины из, казалось бы, безвыходного положения (а таких случаев, повторяю, хватало) укреплял мою веру в целесообразность, более того — обязательность подобного

образа действий летчика-испытателя. Исключения вроде только что

рассказанного лишь подкрепляли правило.

Но риск потому и называется риском, что не всегда оборачивается

счастливым концом. Бывало иногда и так, что, безрезультатно испробовав все

средства спасения машины, летчик уже не успевал спастись сам. И после каждого

такого случая, особенно в начале моей жизни в авиации, в душу (слаба

человеческая душа!) заползали сомнения: стоило ли отдавать жизнь, 329

так сказать, безрезультатно? Все равно ведь сохранить самолет, даже столь

дорогой ценой, не удалось!.

Такое всегда наводит на горькие раздумья. Правда, в зрелые годы выводы из

этих раздумий получаются несколько другие, чем в молодости, но не буду

забегать вперед.

Примеров героической, но закончившейся трагически битвы экипажа за

жизнь доверенной ему машины можно было бы перечислить немало. Расскажу об

одном из них.

Новый опытный бомбардировщик Ту-95 — огромный корабль с широко

разнесенными стреловидными крыльями — находился в воздухе далеко не в

первый раз. Добрая дюжина полетов на нем уже осталась позади. И вряд ли мог

экипаж самолета и его командир — летчик-испытатель Алексей Дмитриевич

Перелет — ожидать в этом полете каких-нибудь неприятностей. Однако

неприятности — и очень серьезные — возникли. Стрелки приборов, контролирующих работу одного из четырех мощных турбовинтовых двигателей, внезапно сошли со своих законных мест и поползли все ближе и ближе к

тревожным красным меткам на циферблатах. Через несколько секунд двигатель

затрясся, захлопал, из него повалил густой дым, и еще через мгновение наружу

прорвалось пламя. Пожар!

Бортинженер Чернов сразу же привел в действие противопожарную систему.

Горящий мотор со всех сторон обдало упругими струями огнегасящего вещества.

Но пожар, приутихнув было на несколько секунд, бурно вспыхнул вновь, как

только опустели баллоны с огнегасящим веществом. Перелет смело бросал

тяжелую, неманевренную машину из одного глубокого скольжения в другое —

может быть, косая обдувка встречным потоком воздуха собьет пламя? Все было

напрасно! Пожар разгорался. Вот он уже перекинулся с мотора на крыло. Это —

прямая угроза жизни экипажа. И Перелет дает команду: «Всем покинуть

машину». Всем — кроме бортинженера, без которого летчик на таком большом

корабле как без рук, и, конечно, кроме него самого — командира корабля.

Словом, состав остающихся в таких случаях на борту обычный — вспомним хотя

бы летчика-испытателя А. Г. Васильченко и бортинженера Н. И. Филизона, о

которых я уже рассказывал.