Избранное в двух томах

Но тогда дело обстояло иначе, и, как это часто бывает при отсутствии

технических объяснений, подозрения конструктора перекинулись на летчика:

— Виноват Гринчик. Что-то у него не получается.

Ну, а если виноват летчик, практические мероприятия по устранению

недостатков машины ясны: надо заменить летчика.

И энергичный С, недолго думая, быстро договорился с летчиком-испытателем Л., работавшим на одном из серийных авиазаводов.

Боюсь, что читатель усмотрит в этой главе моих записок некоторый

переизбыток различных С, Л. и прочих таинственных буквенных обозначений, за

которыми — наподобие партизанских командиров в дни войны (хотя и по совсем

другим причинам) — скрываются реальные люди. Ничего не поделаешь: каждое

содержание требует определенной, соответствующей ему формы — глава-то, что

ни говори, об этике..

Итак, все-таки С. договорился с Л. Ни руководство нашего института, ни

командование летной части, конечно, никакого участия в этой сделке не

принимали, но и противодействовать желанию конструктора не могли: недоверие

к летчику было в то же время недоверием ко всей нашей фирме, и согласно

неписаным велениям этики (опять она!) наше начальство обязано было

соблюдать позицию демонстративного объективизма. Не уверен, что на сей раз

веления этики были очень уж справедливы. Во всяком случае, такому критерию

оценки любой морально-этической категории, как соответствие общественным

интересам, они не отвечали никак. Скорее сам конструктор машины должен был

бы в данном случае сообразовывать свои действия с требованиями этики, не

говоря уже о летчике, не устоявшем перед перспективой сорвать легкие лавры за

счет своего товарища.

— Я вам сейчас такой пилотаж покажу, что ахнете! — скромно пообещал

окружающим Л., садясь в машину.

352 Но пилотажа он не показал. Его полет заставил по-настоящему перепугаться

не только нас, но и самих создателей этого удивительного аэроплана.

С трудом оторвавшись от земли, Л. еле-еле перетянул деревья, росшие за

аэродромом, и так, на бреющем полете, скрылся из глаз. У него не было

квалификации Гринчика, позволившей быстро нащупать тот единственный

режим полета, на котором машина набирала хотя бы полторы сотни метров

высоты. Время от времени Л. дергал самолет вверх, отчаянно пытаясь оторвать

его от гибельного соседства с землей, но, как и следовало ожидать, никакого

эффекта эти конвульсивные рывки не давали — машина тут же вновь проседала

вниз. Так, едва не задевая наземные препятствия, Л., наконец, замкнул круг, отнюдь не ставший для него кругом почета, и вышел на аэродром.

Приземлившись (благо для этого ему только и пришлось, что даже не убрать, а

лишь чуть-чуть прибрать газ: земля и так была прямо под колесами), он поднял

очки на вспотевший лоб, дрожащими пальцами расстегнул привязные ремни, вылез из кабины и, не говоря ни слова, уехал с аэродрома. На этом эпопея и

закончилась. .

Конструктора С. через несколько лет встречали в одной из центральных

областей в качестве. . инспектора мельниц. Известие об этом было, впрочем, встречено в нашей летной комнате без особого удивления:

— Молоть он умеет. Значит, работа по специальности, — решило

общественное мнение.

А еще через много лет, узнав о подозрительно блестящих и, конечно, оказавшихся липовыми успехах этой области по производству мяса, молока и

масла, мы снова (и, по-видимому, в последний раз) вспомнили С:

— Наверное, и он к этой липе руку приложил. Знакомый почерк.

Своеобразная судьба постигла и саму злосчастную машину. Ее отдали.. в

Московский авиационный институт, где она и простояла много лет на виду у

студентов и преподавателей. Злые языки утверждали, что так было сделано не без

здравой мысли: пусть, мол, будущие авиационные инженеры поучатся, как не

надо строить самолеты.

Но я вспомнил всю эту забавную (счастье, конечно, что она обернулась

забавной) историю потому, что,

353

разговаривая с Никашиным, вновь представил себе самочувствие Гринчика, когда

Л. собирался на его машине в полет.

— Черт его знает! — говорил нам потом Леша. — Вроде никаких сомнений у

меня не оставалось: не идет вверх машина. Все как будто перепробовал. А вдруг, думаю, чего-то не учел такого, что я не знаю, а Л. знает? Вот взлетит сейчас да

действительно открутит над аэродромом весь пилотаж! Куда мне после этого

податься: одна дорога — в петлю!

И Гринчик, вытянув шею и состроив страшные глава, наглядно показал, как

именно пришлось бы ему лезть в петлю, если бы не выяснилось, что никаких

особенных секретов Л. не знает, а просто прихвастнул по безграмотности.

* * *

Никашин говорил почти те же слова, какие произнес в свое время Гринчик, да и внешне положение складывалось очень похожее: и тут и там машина из

породы испытывающих преувеличенную привязанность к земле.