Избранное в двух томах

(подобная аналогия опасна: еще обвинят в антимеханизаторских настроениях!).

Так или иначе, факт остается фактом: на летчика, особенно летчика-испытателя, смотрят почти так же, как на солиста. Видимо, действительно разные

виды творческой деятельности человека имеют что-то общее между собой.

Но положение солиста, тем более солиста признанного (так сказать, любимца

публики), таит в себе и определенные соблазны. При всей своей неистребимой

привязанности к родной для меня испытательской корпорации должен сознаться

— не все наши молодые (да и не одни только молодые) коллеги одинаково

успешно устояли перед лицом этих соблазнов.

И первый из них — пресловутое «я».

Впрочем, это «я» — категория, встречающаяся не только в летной среде.

Вспомним хотя бы распространенное среди директоров: «Я выполнил план на

столько-то процентов». Или генеральское: «Я взял город» (по этому поводу, как

известно, еще Василий Теркин заметил, что «города сдают солдаты, генералы их

берут.. »).

Нетрудно найти примеры и в области, значительно более близкой: чего стоит

хотя бы установившийся у нас порядок именования типов летательных аппаратов

по первым двум буквам фамилии главного конструктора! Здесь прямо в глаза

бьет явное противоречие между общественным, коллективным характером труда

по созданию новой машины и частным, индивидуальным характером, не скажу

присвоения, но, во всяком случае, именования продукта этого труда. Хочется

надеяться, что дни этого удивительного обычая (заимствованного, между прочим, в предвоенные годы у тогдашней Германии) сочтены. Очень уж не гармонирует

он с духом времени!

Именно так — «дни сочтены» — я писал тридцать лет назад, в самой первой

рукописи воспоминаний, которые вы сейчас читаете. Но оказался плохим

пророком. Уже ушли из жизни конструкторы, именем кото-359

рых продолжают называться летательные аппараты, созданные под руководством

их преемников. И дух времени, на который я ссылался, неузнаваемо изменился к

лучшему. А самолеты — в отличие от судов, автомобилей, станков, словом, всех

других порождений конструкторского творчества — продолжают называться по-прежнему..

Многие, очень многие смертные грешат тем, что заменяют слово «мы»

словом «я». Грешат этим, повторяю, и иные летчики. Благо вся обстановка их

работы очевидным образом тому способствует: сам, один, под собственную

ответственность, без чьей-либо подсказки делает он свое дело.

И только если взглянуть на летные испытания как на процесс (и, позволю

себе заметить, процесс творческий), начинающийся задолго до вылета и

оканчивающийся не скоро после посадки, только тогда делается в полной мере

очевидной его коллективность.

В морском флоте издавна действуют так называемые правила совместного

плавания. Легко представить себе, сколько столкновений, несостоявшихся

рандеву и всяких других бед случалось бы на море, если бы этих правил не

существовало. Горький опыт свидетельствует, чем оборачивается несоблюдение

этих правил, — вспомним хотя бы гибель «Нахимова».

Но старые моряки понимают под совместным плаванием не только движение

группы судов. Об этом очень хорошо сказано в интересной книге ленинградского

писателя — моряка Сергея Адамовича Колбасьева, погибшего, как и многие

другие ни в чем не повинные люди, в том же недоброй памяти тридцать седьмом

году. Один из рассказов Колбасьева так и называется: «Правила совместного

плавания». Действующий в этом рассказе персонаж — опытный флотский

командир Плетнев — относит к числу правил совместного плавания и такие, как:

«.. язвительность в разговорах па корабле ни к чему» или: «...служить (то есть

разговаривать на служебные темы.— М. Г.) за столом в кают-компании не

полагается».

Во всех существующих летных наставлениях тоже обязательно фигурирует

специальный раздел: «Правила группового полета». Его содержание, а главное —

назначение непосредственно, как говорят, перекликается с флотскими правилами

совместного плавания. Но если вдуматься, всякий полет, даже когда в воздухе

360

один самолет, на борту которого нет никого, кроме пилота, — есть полет

групповой. Групповой потому, что прочные, хотя и незримые, нити связывают

летчика с десятками людей, готовивших полет и обеспечивающих его с земли.

И уж тем более групповая вся деятельность человека, посвятившего себя

летным испытаниям. Тут налицо все приметы коллективного творческого труда и

в том числе едва ли не на первом месте — множество душевных, моральных, этических проблем, одна за другой неудержимо всплывающих перед летчиком, даже если он по молодости лет и возомнил было себя этаким гордо-одиноким

рыцарем воздуха.

Наше поколение авиаторов помнит времена, когда коллектив испытателей

нового самолета состоял всего из нескольких человек: ведущего инженера, ведущего летчика, двух-трех механиков и мотористов, техника по приборному