Мчимся, мчимся с севера на юг. Слева бесконечно тянется синее-синее море, справа — город, похожий на белую чайку, распростершую крылья. Свернув направо, выезжаем в южную часть. Теперь машина медленно движется по зеленому лесу. Среди обильней зелени на почтительном расстоянии друг от друга белеют дома. Опять не очень высокие, в три-четыре этажа. Дома распахнуты настежь, окружены множеством балконов, весь ансамбль производит впечатление легкости, воздушности, столь характерной для домов Мадраса.
Мы — в студенческой республике. Коттеджи, прячущиеся в густой листве гигантских экзотических деревьев, — это общежития. Здесь размещены и некоторые учебные корпуса.
— Лучший район города, — объясняет наш гид. — Во время разъезда студентов мы часто предлагаем эти помещения нашим зарубежным гостям.
Жаль, что наш визит не совпал со студенческими каникулами. Было бы совсем неплохо пожить здесь, в лучшем уголке чистого, сдержанного, гостеприимного города Мадраса.
Говоря без похвальбы, я уживчив. Это подтверждено опытом многих поездок, из которых я возвращался, счастливо избежав стычек или маленьких недоразумений с попутчиками, если даже среди них были поэты, люди, как известно, весьма импульсивные.
Условия пути, взаимосвязанность поступков, вызванная общей программой поездки, — все это требует от каждого из попутчиков некоторой ломки обычных привычек, приспособления ко вкусам и склонностям других. На этом фоне нередко возникает взаимное раздражение, обнаруживается некоммуникабельность того или иного Икса или Игрека.
Единственным лекарством от всех этих психологических осложнений является чувство юмора. В той или иной степени это спасительное чувство свойственно всей нашей компании, стремительно несущейся сейчас по Индии и жадно поглощающей ежедневную лукулловскую порцию новых сведений, впечатлений, встреч.
Конечно, что греха таить, порой споры все-таки возникают. Вот и сегодня... По программе предстоит поездка — осмотр двух городов, расположенных в ста — ста пятидесяти километрах от Мадраса. Местные доброжелатели предостерегают нас:
— Вы не выдержите такой нагрузки при этой температуре. Поезжайте только в Махабалипурам, это на берегу моря, и возвращайтесь к обеду.
Большинство наших голосов — за разумное предложение. Три голоса — против одного. Но простым большинством тут не решишь, поскольку один голос оппозиции принадлежит нашей единственной представительнице прекрасного пола, а джентльмены, как известно, должны быть великодушны. Да и неудобно выдвигать наши опасения, если хрупкое нежное существо храбро готово к штурму древних храмов.
Итак, в путь! Выезжаем пораньше, пока еще вокруг прозрачная синь, пока солнце еще не раскалилось до предела, не погрузило природу и людей в знойное белесое марево.
С утра мы еще в силах переживать эстетическое наслаждение, и мы отдаемся очарованию ландшафта южной Индии. Где-то вдали, на линии горизонта, очертания нежно-синих гор. В низинах — поля риса, вышиной в четверть метра. В верховьях — спелая, плотная, тугая пшеница. Особенно любопытны для нас заросли высокого — с человеческий рост — сахарного тростника. На широкой равнине то и дело мелькают ярко-зеленые колки великолепных пальм, серебрятся чистой гладью небольшие пруды и озера.
В этот удивительно гармоничный мир природы, в этот мирный сплав идиллических цветов: розового, голубого, зеленого — так пластично вписывается человек-труженик.
Вот он, землепашец в белой рубахе и штанах, бредет за сохой, запряженной волом. Вот неторопливо продвигается за слоном, везущим поклажу. Вот крестьяне убирают пшеницу. А там, с края, уже приступили к уборке сахарного тростника.
Никакой торопливости, никакой суеты. Никаких напоминаний о последней трети двадцатого века. Как близок этот спокойный землепашец к породившему его материнскому лону Земли! Какой глубинной сыновней связью он связан с ней!
Умиленное чувство, невольно возникшее от этой картины, сразу исчезает, когда мы подъезжаем к жилищам крестьян. Это великое множество хибарок, крытых соломой... Шалаши... Жалкое подобие крова. И точно для того, чтобы подчеркнуть эту поразительную нищету и непритязательность крестьян, перед нами вдруг вырастает несколько громадных многоэтажных современных корпусов. Точно какой-то писатель-фантаст нарочно столкнул здесь, у обочины дороги, какой-нибудь пятый век с двадцать первым. Без промежуточных ступеней.