Избранное в двух томах

пилотов, планеристов и парашютистов. Так что если кто-нибудь надумает писать

историю отечественного радиорепортажа, то начинать ее придется с нашего

авиационного конферансье Дмитрия Кошица.

Не было в авиации человека, который не знал бы сочиненного в шутку — а

может быть, и не совсем в шутку — двустишия:

А что касается до Кошица,

То Кошиц никогда не укокошится.

К несчастью, стихи эти не оказались пророческими: до конца войны Дмитрий

Александрович не дожил...

Вот этот-то человек в один прекрасный день и спросил меня:

— Ты слышал Ираклия Андроникова?

И, узнав, что нет, не слышал, в тот же вечер потащил меня на улицу Герцена, в клуб Московского университета.

Даже если бы я был способен описать своими словами, как рассказывает

Андроников (а я на это решительно не способен!), то, к счастью, никакой

надобности в таком описании нет: сейчас, отчасти благодаря телевидению, его

аудитория расширилась безгранично. Хотя мне кажется, что телевизионный, записанный на пленке Андроников чем-то неуловимо отличается от Андроникова

«живого». Наверное, тем самым, из-за чего в наш век кино и телевидения

продолжает жить и здравствовать театр..

Помню, в тот вечер, когда Кошиц привел меня на его концерт, Ираклий

Луарсабович рассказывал, как очутился «в первый раз на эстраде». На меня этот

рассказ произвел особое впечатление еще и потому, что несколькими годами

раньше мне довелось самому слышать ленинградского музыковеда

Соллертинского, о котором идет речь в этом рассказе. Правда, попал я на

выступление Соллертинского совершенно случайно, ибо в юности, к сожалению, был достаточно далек от музыки, как, впрочем, и от большей части других

составляющих человеческой культуры, за исключением заполнившей меня

целиком авиации. Но— случайно ли или не случайно — вступительное слово

Соллертинско-

511

го перед каким-то концертом в Ленинградской филармонии я выслушал.

Так вот, в исполнении Андроникова, при всей его пародийности, Соллертинский показался мне, если можно так выразиться, еще более

Соллертинским, чем в своем собственном исполнении.

. .Потом я не раз слушал Андроникова. Старался не пропустить ни одного его

приезда в Москву. Не без некоторого удивления обнаружил, что при

многократных повторных прослушиваниях одного и того же рассказа интерес к

нему не испаряется, как этого вроде следовало бы ожидать, а, напротив, усиливается. Наверное, одна из причин этого неожиданного явления заключается

в том, что Андроников каждый раз рассказывал чуть-чуть по-новому (в отличие

от великого трагика Сальвини, который, по свидетельству Остужева, переданному нам тем же Андрониковым, этого делать не умел). Словом, я быстро

стал верным поклонником дарования Ираклия Луарсабовича.

Но случая познакомиться с ним все как-то не представлялось — да, в

сущности, и не должно было представиться: очень уж на разных, нигде не

пересекающихся жизненных орбитах мы с ним вращались.

И вдруг, пожалуйста, — вот он, такой случай: «Приходи. Будет

Андроников».

* * *

Пришел я в тот вечер после всех — долго добирался со своего аэродрома в

Москву, на Глинищевский переулок.

Раздеваясь в передней, я потянул носом и убедился, что по части ржаного

пирога все выданные мне авансы полностью выполнены. А в это время

Андроников — мне потом рассказали об этом другие гости, — услышав, как я

здороваюсь с хозяйкой, насторожился и решительно сказал:

— Кто это пришел? Я откуда-то знаю его голос.

И минутой позже, когда нас знакомили, произнес те самые слова, с которых я

начал свой рассказ:

— Мы с вами определенно где-то встречались. Я уже слышал ваш голос. Не

могу вспомнить, где именно, но помню, было это в домашней, уютной

обстановке. Знаете, что-то типа «у тети на именинах».

— Нет, — ответил я. — К сожалению, нет. То есть я-то вас слышал. Много

раз, и всегда с большим удо-

512

вольствием. Но только с эстрады.. А так вот, в жизни, — нет. .

Заждавшаяся по моей вине компания дружно навалилась на угощение: знаменитый пирог, а также некий малопрозрачный напиток, основу которого, по

всей видимости, составлял спирт, в чем, однако, непосредственно убедиться было

нелегко из-за множества входящих в состав означенного напитка примесей с

присущими каждой из них ароматами. Закусив и согревшись, все пришли в

отличное настроение.

Андроников в тот вечер был, что называется, в ударе. Он много и интересно

рассказывал. И даже пел: вместе с поэтом-сатириком А. М. Арго они в два голоса

пропели несколько больших кусков одной из симфоний композитора Малера, до

того времени мне, увы, совсем неизвестного.

Надо сказать, выглядели оба исполнителя весьма колоритно! Высокий, массивный, похожий больше на старого морского волка, нежели на поэта, Арго