Когда она их так осаживает, у одного коня от стыда и потрясения обливается потом вся душа, а другой, чуть стихнет боль, причиненная уздой и падением, едва переведя дух, начинает в гневе браниться, поносить и возничего, и сотоварища по упряжке за то, {D}
что те из трусости и пугливости покинули строй и нарушили уговор. И снова он принуждает их подойти против воли и с трудом уступает их просьбам отложить это до другого раза.Когда назначенный срок наступит, он напоминает им об этом, а они делают вид, будто забыли. Он пускает в ход силу, ржет, тащит, принуждая подступиться к возлюбленному с теми же речами. Чуть только они приблизятся к нему, конь этот нагибается, вытягивает хвост и, закусив удила, бесстыдно тянет вперед.
{E}
Возничий, которого прежнее чувство одолевает еще сильнее, откидывается назад, словно на бегах у барьера, изо всех сил натягивает узду, зажатую между зубами наглого коня, в кровь ранит ему злоречивый язык и челюсти, заставляет его подогнуть колени и опуститься наземь и причиняет ему такую боль, что дурной конь, испытав ее несколько раз, смиренно следует намерениям своего возничего, отбросив наглость, и при виде красавца помирает со страху. Так и получается, что душа влюбленного {255} следует за возлюбленным со стыдом и боязнью. Тот, кто не прикидывается влюбленным, а испытывает истинное чувство, чтит его как богоравного. Да и сам юноша по природе должен быть другом своего поклонника, и если сперва, порицаемый школьными товарищами или еще кем-нибудь, кто говорил ему, будто непристойно сближаться с влюбленным, он отталкивал поклонника, то с течением времени его юный возраст и неотвратимый рок {B} сделают так, что он согласится с ним сблизиться. Ведь нет такого определения судьбы, чтобы дурной дурному был другом, а хороший хорошему — нет.Когда юноша, допустив к себе влюбленного, вступит с ним в разговор, увидит вблизи его привязанность, — она поражает возлюбленного, который замечает, что дружба всех других его друзей и близких, вместе взятых, ничто в сравнении с любовью его одержимого богом друга.
Со временем близость их растет от встреч в гимнасиях и в других местах; {C}
тогда то истечение, которое Зевс, влюбленный в Ганимеда, назвал влечением, обильной струей изливаясь на влюбленного, частью проникает в него, а частью, когда он уже переполнен, вытекает наружу. Как дуновение или звук, отраженные гладкой и твердой поверхностью, снова несутся туда, откуда исходят, так и поток красоты снова возвращается в красавца через глаза, то есть тем путем, которым ему свойственно проникать в душу, {D} теперь уже окрыленную, ибо он орошает проходы перьев, питает рост крыльев и наполняет любовью душу любимого.Он любит, но не знает кого, и не понимает, что с ним творится, и не может этого объяснить; словно человек, который заразился глазной болезнью,148
он не может найти ее причину, потому что не замечает, что во влюбленном, словно в зеркале, он видит самого себя: когда тот здесь, у возлюбленного, как и у него самого, утишается боль, когда его нет, возлюбленный тоскует так же, как тот по нему тоскует,149 и его взаимность — это лишь подобие любви влюбленного; называет же он ее, да и считает, {E} не любовью, а дружбой.Как и у влюбленного, у него тоже возникает желание — только более слабое — видеть его, прикасаться, целовать, лежать вместе; он в скором времени, разумеется, так и поступает. Когда они лежат вместе, необузданный конь влюбленного находит, что сказать вознице, и в награду за множество мук требует хоть малого наслаждения; {256}
зато коню возлюбленного сказать нечего, и тот, томимый страстью, беспомощный, обнимает влюбленного, целует, ласкает его, как самого преданного друга, а когда они лягут вместе, он не способен отказать ему в угождении, если тот попросит. Но второй конь вместе с возничим противятся этому, стыдясь и убеждая.Если побеждают лучшие духовные задатки человека, его склонность к порядку в жизни и склонность к философии, то {B}
влюбленный и возлюбленный блаженно проводят здешнюю жизнь в согласии, владея собой и не нарушая скромности, подчинив то, из-за чего в душе появляется порча, и дав свободу тому, что ведет к добродетели. После смерти, став крылатыми и легкими, они одерживают победу в одном из трех поистине олимпийских состязаний,150 а большего блага не может дать никому ни человеческий здравый смысл, ни божественное исступление.