Избранные письма. Том 1

Что думаете о Бруте — это великолепно и очень меня порадовало[767]. Надеюсь, что Вам не трудно будет воспользоваться многим из моих замыслов… Чем больше я работаю, тем {333} больше вижу, что роли далеко не так неблагодарны, как это казалось актерам по первому чтению. Напротив. Я только что окончил все — до Сената — и нахожу множество превосходных моментов у Брута, Порции, Лигария, Децима, Кассия и в особенности у Цезаря. Какая это удивительная роль! Я еще не подошел к Антонию вплотную, но до его сцен, — если бы я был актером на все руки, — я бы взял Цезаря.

До сих пор я работал много и с аппетитом. Завтра делаю второй перерыв на три дня, а то голова чумеет. Самого меня моя мизансцена очень удовлетворяет — веду просто, глубоко и сильно. Обстановка — только по мере надобности. Ее и без того так много! Скажу Вам, уже совершенно по секрету, что мизансцена, которую мне дал (как свое мнение о постановке) Константин Сергеевич, поразительно слаба. Какая-то худосочная. Все выжимает старые, избитые свои приемы и совсем не видит истинной глубины и красоты. Впрочем, заглядывал в заседание Сената — там, кажется, много хорошего. Больше всего я доволен у себя картиной у Цезаря, может быть, потому, что влюблен в эту фигуру. Если Качалов верит мне хоть сколько-нибудь, то он сделает себе репутацию на этой роли или подарит хорошую репутацию Леонидову[768].

Брут может быть обаятелен, но он весь — в личных качествах актеров Если актер носит в себе душевную мягкость и чистоту, деликатность, тонкость чувств человека головой выше своей эпохи, — то роль будет чудесная. Кажется, удалось мне устроиться и с монологами Брута и с заговорщиками[769]…

Вообще я пишу мизансцену, как целый трактат. Тут самая полная психология и беспрестанные выдержки из истории.

Я приеду, конечно, только с «Форумом» включительно. «Битвы» не привезу[770]. Для этого уеду раза два, дня на два.

Кстати. Я буду работать в театре (и со школой) утро и вечер, но буду иметь один полный день без репетиций. Иначе я не буду годен ни к черту даже для репетиций. Я говорю о времени до открытия сезона.

А вот Вам и начало.

5-го в 12 часов мне нужны Бурджалов, Тихомиров, Александров, Андреев и, конечно, Вы. Ни с кем из монтировочной части я разговаривать не буду ни единого слова и даже {334} не приму ни Геннерта, ни Кириллова[771], ни Григорьевой, ни Симова. Нам надо распределить все выходные роли, без которых нельзя начинать, и столковаться в порядке работы.

6-го в 12 час. Весь народ и все присутствующие актеры.

6-го в 7 час. То же.

7-го в 12 час. Беседы и проверки сделанного с заведующими отдельными частями. Установка сцены 1 акта.

7-го в 7 час. Весь народ (репетиция).

8-го в 12 час. Беседы и проверки сделанного с заведующими отдельными частями.

8-го в 7 час. Весь народ (репетиция).

9-го я свободен. Говорю с учениками и проч. и проч.

9-го вечером в 7 час. Репетиция народа, без меня.

10-го утром в 12 час. Репетиция народа, без меня (я занят буду с заведующим хозяйственной частью).

10-го вечером в 7 час. Репетиции народа, со мной.

11-го хорошо бы вступить и Константину Сергеевичу. Так я предполагаю.

Об экзаменах подумаю и напишу и Вам и в газеты. А теперь меня ждут крестьяне, для которых я хлопочу в Министерстве государственных имуществ, и несколько больных.

Обнимаю Вас и шлю привет от себя и Катерины Николаевны Перетте Александровне и всему Вашему дому.

Ваш Вл. Немирович-Данченко

В пьесу Гриневской[772] ни одной полусекунды не верю. На именины мои приезжал ко мне Карпов. Написал новую пьесу!!

150. К. С. Станиславскому[773]

25 июля 1903 г. Усадьба Нескучное

25 июля

Дорогой Константин Сергеевич!

Не знаю, где Вы, что делаете, как отдыхаете. Хочется сообщить Вам кое-что из всех моих занятий по «Юлию Цезарю».

{335} Своей работой я очень доволен. Мешает только то, что я вообще утомлен. Приходится делать перерывы. Сейчас у меня второй (и последний) перерыв на три дня, которыми я пользуюсь, чтобы послать Василию Васильевичу распределение репетиций, экзаменов и т. п.[774]. По монтировочным частям продолжал переписываться все время.