Вот почему я очень настораживаюсь, когда нам говорят: «у вас все хорошо, но надо выправить вокал, он у вас не в порядке». В 99 случаях из ста это значит: пойте, как этого требует «знаменитый учитель пения». И если за этими советчиками доверчиво последовать, то прощай вся 10-летняя работа! Надо быть очень настороже, когда слушаешь самые доброжелательные советы знатоков пения. Позвольте сравнить: Художественный театр в его первое десятилетие с большой осторожностью {384}
выслушивал советы крупнейших мастеров Малого театра. И если мы достигли своего, то потому, что я и Константин СергеевичЯ на этом остановился вот почему. В Вашем письме мелькнула фраза: «все это возникает в связи с вопросами о певческой культуре нашего актера». И так как эта фраза последовала за Моцартом и Доницетти, то я опять «насторожился». Ай-ай, не хочет ли Павел Александрович, чтоб у нас запели так, как требует «знаменитый учитель»?
Надеюсь, Вы не сделаете из этого всего вывод, что я готов мириться с пением фальшивым или не ритмическим.
У меня большая надежда на Столярова. Бакалейников очень понимал, что я хочу, но он был в оперном деле невежествен. Брон сделал вид, что понимает. Столяров, кажется, сильно нащупывает, но крепко как будто еще не задумывался и во всяком случае
Я бы просил Вас поделиться с ними этими моими напоминаниями.
При выборе «Колоколов»[851] никто и не думал, что это будет спектакль-знамя. Такого спектакля еще надо искать. Но если мы ничего не будем делать, пока не найдем то, что обещает дать «серьезный социальный» спектакль, то, во-первых, много будем бездельничать, а во-вторых, очень часто ошибаться. Вот Вам «Тиль». Да и «Северный ветер» не очень оправдал ожиданий. Притом же не могу стать на Вашу точку зрения относительно Оффенбаха, про-Третьей империи, социального смысла канкана и т. д. Это все, дорогой Павел Александрович, от газеты, а не живой театральной психологии. Это утверждает спектакль в какой-то регистрации, но ничего не прибавляет к его реальному успеху. Канкан и при Наполеоне III был {385}
просто канкан. Ничего ни политического, ни сатирического никто в нем не видел. Было отчаянно весело, приятно-неприлично — вот и все. А теперь канканом «Орфея» можно захватить как великолепным ритмом, вроде финала «Лизистраты», любопытным, веселым зрелищем. А о провале Империи забудут, даже если об этом сказали во вступительном слове.Мы ведь много уже переговорили об Оффенбахе. Его еще труднее приспособить, чем «Колокола» («Ночь в Венеции» — Штрауса). Знаете ли Вы, что мне «Орфея в аду» делали четыре разных текста, пять писателей? Ничего не вышло. А если бы Вы знали, чего нам стоила «Перикола»! Может ли из «Колоколов» выйти большой спектакль? Это так трудно предрешить. Зависит от вложенных в него талантов. Но если minimum, по-Вашему, — занимательный спектакль, с приятной музыкой, с хорошей режиссерской выдумкой и — о?! — с отличной кассой, — minimum! — то чего ж еще желать? Надо энергично работать, не тратя времени на новые поиски. Это было без Вас, — как труппа тяготилась безделием. Если Вы скажете ей, что от «Колоколов» отказались, а ничего
У Гальперина в том, что я получил, большой сдвиг[854]. Теперь текст становится на хорошую дорогу. Я дня через два пошлю все мои замечания и предложения. Но мне трудно — не знаю, как идет дальше.
«Пиковая дама»? А знает ли Борис Аркадьевич[855], что я собирался ставить «Пиковую даму»? Имею целый план. И требуется работа предварительная по тексту и перестановкам[856].
А жаль, что не используется для оперы драма Дадиани — помните, Вы читали? Грузинская. Экземпляр у Малиновской[857].
Жму Вашу руку. Привет всем.
22 окт.
Дорогой Павел Александрович!