Избранные письма. Том 2

{311} «Три сестры» в настоящем возрасте. Нельзя же в современной России оплакивать дворянские усадьбы «Вишневого сада». Нельзя же играть «Дядю Ваню». Нельзя же жевать «На дне». Нельзя же играть «У жизни в лапах». Остаются «Федор», которого тот же Москвин отказывался играть чаще раза в две недели, или «Пазухин», который вряд ли будет делать сборы, или «Штокман», который потребует все же какой либо «постановки»… А может быть, «Карамазовы»? Но разве можно в России так ужасно сокращать их? А разве Леонид Миронович справится с несокращенными «Карамазовыми»?

Конечно, можно найти несколько спектаклей, которые, немного принарядив их, еще можно играть — много 3 раза в неделю — месяц, другой, третий, даже до новой постановки, но это не «мечта», а необходимость, не об этом говорила телеграмма.

И вот меня мозжила мысль, что к телеграмме отнеслись недостаточно серьезно. То есть в первой половине серьезно, а потом пошли фантастические разговоры с полным забвением фактов, действительности, как-то безответственно, с самоуслаждением.

И «все старики» под этим подписались! И не нашлось ни одного, кто бы сказал, что надо бросить самоублажаться, а просто довериться Владимиру Ивановичу. А как же совершенно довериться? А вдруг он зазнается? А вдруг он опозорит марку полным слиянием с опереткой?

Тогда уж я начинаю тоже заподозревать первую часть: да может быть, и доверие оказывается только для правительства? Чтоб я мог показать кому следует? Вероятно, я не ясно писал, что доверие нужно главным образом мне, мне лично, чтоб у меня морально были развязаны руки, чтоб при совершении больших шагов я потом имел право не считаться ни с какими второстепенными претензиями. А у правительства я пользуюсь доверием самым широким и без вас.

Вот как запутали меня! Даже в письме не выскажешь, не только в телеграмме!

Надо сказать к тому же, что не только в известной части публики, но даже у нас в Правлении, и даже вообще в Театре нашем держится такое мнение, упорно держится, — что старики {312} по приезде могут очень долго играть весь свои репертуар. И «На дне»? — И «На дне»! И все будет делать битковые сборы. И очень долго. И даже доставит настоящие радости. Так надоели все эти потуги создать что-то новое, все эти кривляния и конструктивизмы, что публика обрадуется старым спектаклям Художественного театра. После того как любимые актеры два года отсутствовали.

И многое в этом верно. И, конечно, до некоторой степени надо это обстоятельство использовать. Было бы малодушно и глупо махнуть рукой на все наши завоевания, порвать с ними и броситься навстречу тому, что, действительно, во многом обнаружило бессилие и что даже, может быть, нам не по природе. Нельзя с бацу разрывать со старым и нельзя бросаться в объятия всего молодого, что попадется. Надо твердо уяснить себе (для себя я эту работу проделал), что именно есть настоящего и в нашем, Художественного театра, искусстве вообще и в нашем старом репертуаре в частности. И то и другое должно быть сохранено. Но для того, чтобы сохранить нечто прекрасное в огромном, накопившемся материале, в груду которого попало и огромное количество мусора и старья, ветхости, — надо не просто, механически разделить груду на несколько куч, годных и не годных, а выбрать

хорошее, годное, выудить, отчленить, отобрать, очистить от мусора. Практически это означает, что надо не просто — эту пьесу оставить, а эту отбросить, а даже ту, которую можно и стоит оставить, очистить (разумеется, без глубоких поранений) от того, что портило наше искусство и что непозволительно сейчас.

Только с таким подходом, очень строгим, взыскательным, можно принять старый репертуар. Если же послушаться нашего Правления, естественно, заботящегося о кассе прежде всего, и начать попросту давать старые спектакли, то вместе с действительно большими сборами пойдет такая повальная ругань, что очень скоро и от бывшей славы МХТ ничего не останется и сборы быстро обманут. Наше Правление (между прочим, Михаил Герасимович[644], милейший и трогательный) часто заблуждается в представлениях о времени. Так же как заблуждается публика. Когда они говорят о возобновлениях, то в их представлении, во-первых, каждое возобновление отнимет {313}

ну не больше 5 дней, недели, а во-вторых, оно будет таким, каким осталось в памяти прекрасного прошлого, где все эти Маши, Андреи, Вершинины, Тузенбахи, Мити, Грушеньки, Чацкие, Софьи, — все они будут такие, какими были когда-то. И если бы я как администратор пошел за нашим Правлением, то через два‑три месяца похоронил бы фирму МХТ навсегда.

А моя мечта — не ограждать фирму МХТ, а как раз наоборот, дать ей самое широкое толкование, не ограничить ее стариками, а наоборот, раздав ее всему молодому, что есть талантливого, выросшего под этим колпаком, использовать все, что создано под этой фирмой хорошего, и тем укрепить ее еще на 20 лет.

«Если зерно не умрет, то останется одно, а если умрет, то даст много плода»… «Не потеряв души, не спасешься»…