Избранные письма. Том 2

Пусть тебя не гнетет мысль, что мы на тебя в обиде за то, что ты уклонился от «Воскресения». Понимаю тебя и уверен, что ты согласился бы, если бы хоть немного был спокоен и за свои силы и за то, что это тебе подходит[780].

Вл. Немирович-Данченко

445. Из письма К. С. Станиславскому[781]

18 июня 1930 г. Москва

18

… Несколько слов о постановках.

Несмотря на то, что я так сильно упирался, в «Дядюшкин сон» меня втянули. Я потратил на это очень много сил и времени, невероятно много. Но в конце концов спектакль получился недурной. Ольгу Леонардовну[782] удалось ввести в некое русло. И иногда она была блестяща. Великолепный получился и покойный Синицын. Хмелев — вообще актер необыкновенно капризный и почти истеричный — плакал еще на генеральных и премьерах, но постепенно сложился в хорошего Князя. Коренева нравилась не многим, а мне нравилась[783]. Страшно недоставало Марьи Петровны[784]. Только за неделю, перепробовав нескольких, наткнулся на недурную — Кнебель. Спектакль вместе с «Рекламой» делал на Малой сцене самые большие сборы[785]. Для спасения каких-то вечеров, два раза перенесли его на Большую сцену. Но там ярко обнаружились его минусы — прежде всего авторские[786].

«Воскресение», как Вы, вероятно, знаете, было событием. Это — из лучших спектаклей действительного Художественного театра. Тут слились и обаяние Толстого, и обаяние Качалова[787], и лучшие приемы старого Художественного театра, и очень много настоящих актерских блесток. В постановке только три больших роли, но потом около полусотни толстовских образов. Все они сделаны старательно, а больше половины и талантливо. Блестящая Катюша — Еланская, и по {366} данным, отвечающим образу, и по яркости и силе. Но, разумеется, все покрывал Качалов. Давно-давно он не был так великолепен. И как радостно было, что благодаря этому успеху Качалов и пить бросил.

С «Тремя толстяками» было очень трудно[788]. Хозяйственная часть сделала большую ошибку, затеяв поездку весной на Кавказ. Я долго не давал согласия, предвидя то, что случилось. У меня его вытянули. Дело в том, что все увезли на Кавказ, делая ставку в Москве на «Толстяков». А так как спектакль оказался не готов и я не допустил его, то пришлось даже закрыть театр на две недели. И все-таки он был поставлен наспех. Постановка Эрдмана совершенно исключительная, но невероятно трудная[789]. Блестяще играла Бендина[790]. Спектакль вообще очень хороший, но мог быть лучше. Тем не менее «Воскресение» и «Три толстяка» считаются самыми сильными и даже единственно важными постановками театрального года.

На Малой сцене я еще выпустил: «Рекламу» — американскую легкую комедию, в которой очень ярко выдвинулась Андровская[791] и которая, как и «Дядюшкин сон», делала самые большие сборы, и «Нашу молодость». Это из романа очень талантливого молодого писателя[792]. Здесь ярко блеснул Дорохин

 — по-моему, талант чистой воды[793].

В «Нашей молодости» пробовал себя в качестве художника Ливанов. Конечно, «открывал Америки», но я дал волю до генеральной репетиции, на которой спектакль показался очень плохим. Потом я отложил премьеру на 5 дней и выправил спектакль. После снятия «Отелло» (за смертью Синицына) перенесли «Нашу молодость» на Большую сцену. Спектакль недурной, но все-таки на Большой сцене надо давать только большие вещи.

На будущий сезон пока решены:

«Хлеб» Киршона. Я бы совсем не ставил. Это будет недурно, но не более[794]. Однако, лучше, чем решенная сначала «Первая конная», решенная всеми голосами против одного моего. Теперь она снята с плана[795].

«Мертвые души». По такому же принципу, как было «Воскресение»[796].

{367}

На малой сцене: «Бесприданница» и [пьеса] молодого автора из быта молодежи «Дерзость»[797].

И, должно быть, — и только.

Сегодня, 18‑го, мы, то есть я и Екат. Ник., уезжаем в Женеву. Вы живете, кажется, недалеко. Если бы у Вас было столько тем для беседы, что перепиской нельзя было бы ограничиться, то я мог бы, может быть, приехать на несколько часов… Конечно, учитывая Ваши нервы…

Обнимаю Вас от всего сердца, с чувствами, для которых нельзя найти подходящих слов.

Вл. Немирович-Данченко

446. М. С. Гейтцу[798]

24 июля 1930 г. Женева

24 июля, Женева.

Дорогой Михаил Сергеевич!

И Вас — с окончанием сезона. Да еще такого грузного! Да еще Вашего первого в Художественном театре.

Ждал от Вас «подробности письмом», потому не отвечал на первую телеграмму. Но видел отсюда, как невероятно Вы заняты. Ольга Сергеевна[799] писала мне обо всем подробно и о том, как часто Ваша выдержка и такт выводили из затруднений.