Избранные произведения. III том

Симпатичная штучка, конечно — и даже очень, по общему мнению, — но не сказать, чтобы что-то особенное. Не открывая глаз, Джесси приподняла голову, словно хотела взглянуть на ту самую — самую сокровенную — часть своего тела. Но ей и не надо было открывать глаза. С этой штучкой она прожила всю жизнь. С точки зрения эстетики, эта щель между ног, обрамленная колечками рыжих жестких волос, была не более привлекательной, чем плохо зарубцевавшийся шрам. Но, как ни странно, для мужской половины человечества эта в общем-то непримечательная штуковина — которая представляла собой лишь отверстие, окруженное мышечной тканью, — являлась чуть ли не манной небесной. Этакая сказочная долина, куда стремятся дикие единороги.

— Мать моя женщина, что за чушь, — сказала она и даже слегка улыбнулась, не открывая глаз.

Хотя… не такая уж и чушь. Эта щель — предмет вожделения любого нормального мужика — в смысле, гетеросексуала, — и вместе с тем они (мужики) питают к ней совершенно необъяснимое презрение, подозрение и ненависть. Все их шутки по этому поводу насквозь пропитаны злобой: Что такое женщина? Система жизнеобеспечения для влагалища.

Прекрати, Джесси,

 — осадила ее примерная женушка. Судя по ее возмущенному тону, эта тема была ей глубоко противна. — Немедленно прекрати.

«Чертовски хороший совет», — подумала Джесси и решила вернуться к своим упражнениям по релаксации. Четыре — это бедра (слишком широкие), пять — живот (слишком толстый). Шесть — грудь, которая, по мнению самой Джесси, была ее главным достоинством. Но она всегда подозревала, что Джералду не особенно нравится ее грудь, в частности из-за размытых контуров голубоватых вен под ее бледной кожей. Ведь у игривых девиц из его любимых журналов как бы и не было никаких кровеносных сосудов, а вокруг их сосков не росли темные длинные волоски.

Семь — ее слишком широкие плечи. Восемь — шея (которая когда-то была очень даже привлекательной, но с годами все больше и больше походила на цыплячью). Девять — подобие подбородка, и десять…

Погоди! Черт, остановись хоть на минуту!

 — бесцеремонно вмешался голос, который «сказал, как отрезал». — Что это за кретинская игра такая?

Джесси зажмурилась еще сильнее, напуганная его бешеной яростью и еще тем, что он звучал совершенно отдельно и как бы самостоятельно. Казалось, это был не ее собственный голос, а голос какого-то постороннего злобного существа, которое пытается бесцеремонно захватить ее сознание, как демон Пацузу, вселившийся в девочку в «Экзорцисте»[9].

Что, не хочешь отвечать?

 — спросила Рут Ниери, она же Пацузу. — Хорошо, может быть, этот вопрос слишком сложный. Ладно, Джесс, я его упрощу. Специально для тебя: кто превратил глупенькую расслабляющую считалочку Норы Кэллиган в гимн самобичевания и ненависти к себе?

Никто, — смиренно подумала она, но поняла, что взбешенному голосу Рут Пацузу такой ответ не понравится, и поспешно добавила: — Примерная женушка, это все она.

Нет, не она,

 — презрительно парировала Рут, так что сразу же стало ясно: жалкая попытка Джесси переложить вину на чужие плечи была ей противна донельзя. — Женушка глуповата и сейчас сильно напугана, но она в общем-то неплохая и всегда желала тебе добра. А у того, кто переделал считалочку Норы, были действительно злые намерения. Очень злые. Неужели ты этого не понимаешь? Неужели ты не видишь…

— Я вообще ничего не вижу с закрытыми глазами, — сказала Джесси, и ее голос дрогнул. Она хотела открыть глаза, но что-то ей подсказало, что этого делать не стоит. Так будет только хуже.

Так кто это, Джесси? Кто вдолбил тебе в голову, что ты никчемная уродина? Кто решил, что вы с Джералдом — прекрасная пара и что он твой Прекрасный принц, причем задолго до вашей встречи на той вечеринке? Кто придумал, что он — это именно то, что тебе нужно, именно то, чего ты заслуживаешь?

Огромным усилием воли Джесси заставила этот голос — все голоса, как она очень надеялась, — умолкнуть и вновь начала декламировать считалочку, но уже не про себя, а вслух.