Избранные произведения. Том I

И вот теперь-то я подхожу в главному. Не пьянствуй я раньше, мысль напиться никогда не пришла бы мне в голову, даже несмотря на сильнейшее переутомление. Начав с физического отвращения к спиртным напиткам, много лет выпивая исключительно за компанию с товарищами и то только потому, что в моей бродячей жизни я на каждом шагу натыкался на Ячменное Зерно, я теперь достиг той стадии, когда мой мозг потребовал не только вина, но полного опьянения. Однако если бы я долго не приучал себя к спиртным напиткам, я не ощутил бы потребности в них. Я проплыл бы, не останавливаясь, мимо Буллхеда в белом паре, поднимавшемся с поверхности Сьюисанского залива, в опьянении ветром, свистевшим вокруг меня и надувавшим мой парус, я нашел бы забвение и отдых и освежил бы мою усталую голову.

Итак, я причалил к берегу, привязал лодку и начал поспешно пробираться между баркасами рыбаков. Чарли Ле Грант кинулся мне на шею. Лиззи, его жена, прижала меня к своей роскошной груди. Билл Мерфи, Джо Ллойд — все остатки старой гвардии — окружили и обнимали меня. Чарли схватил бидон и направился к трактиру Йоргенсона, находившемуся тут же, по другую сторону железнодорожного полотна. Бидон означал, что он идет за пивом. А мне хотелось виски, и я крикнул ему, чтобы он прихватил бутылку.

Много раз путешествовала эта бутылка через рельсы и обратно. К нам стали заглядывать еще другие старые друзья тех добрых старых времен: рыбаки — греки, русские, французы. Каждый угощал по очереди, а потом опять начинали сначала. Рыбаки приходили и уходили, а я все оставался и пил со всеми. Я упивался виски, я дул его стакан за стаканом. Я с жадностью глотал огненную жидкость, я наслаждался, когда почувствовал, что у меня зашумело в голове.

Пришел Ракушка, некогда, до меня, бывший компаньоном Нельсона, он был все так же красив, но стал еще бесшабашнее; он почти свихнулся от усиленного пьянства. У него только что произошла ссора с компаньоном шлюпа «Газель», причем были пущены в ход ножи и кулаки; теперь ему хотелось напиться и усилить лихорадочное возбуждение, в которое его приводило воспоминание о драке. Поглощая виски, мы с ним вспоминали про Нельсона, покоившегося вечным сном здесь же, в Бенишии; мы плакали, говоря о нем, вспоминали только хорошие его качества и снова и снова посылали за виски.

Все уговаривали меня остаться переночевать; но в открытую дверцу виднелись волны, вздымаемые сильным ветром, и свист его стоял у меня в ушах. И тут же, пока я старался забыть, как целых три месяца сидел за книгами по девятнадцать часов в сутки, Чарли Ле Грант перенес все мои вещи в большой баркас для ловли лососей. Он добавил к моему багажу мешок с углем, переносную печурку, жаровню, кофейник, сковородку, положил еще кофе и мяса и только что пойманного окуня.

Моим приятелям пришлось поддерживать меня, пока я переходил через шаткую пристань и садился в лодку. Они же закрепили мне шпринтом верхний угол паруса так, что он натянулся туго-туго, точно деревянная доска. Несколько человек испугались и не хотели закреплять шпринтов, но я стал настаивать, и Чарли меня поддержал. Он-то во мне не сомневался, ведь он давно уже знал меня и знал, что если я еще в состоянии видеть, то, значит, и в состоянии управлять лодкой.

Время прилива уже кончилось. Отлив мощно гнал волны от берега, но с моря дул свирепый ветер и от встречи его с отливом на море господствовало сильное волнение. Сьюисанская бухта кипела и белела от барашков. Но рыбачьи баркасы волнения не боятся, а управлять я умел хорошо; я ставил нос наперерез волнам, взлетал на гребни, опускался и все время, не переставая, бормотал пьяным голосом и громко выражал свое презрение ко всем книгам и учению. Волны захлестывали за борт, наполняя лодку водой на целый фут; но я только смеялся, чувствуя, как у меня хлюпает под ногами, и, громко распевая, выражал свое презрение к ветру и океану. Я называл себя владыкой жизни, овладевшим разъяренными стихиями, а со мной вместе мчался и Джон Ячменное Зерно. Я то изрекал математические формулы, то излагал философские теории, сыпал математическими терминами, цитатами, то затягивал песни прежних дней — тех, когда я бросил консервную фабрику, чтобы сделаться устричным пиратом: «Черная Лу», «Быстрое облачко», «Громила из Бостона», «Сюда, ко мне, бродяги-игроки», «Если бы я была птичкой», «Шенандоа».