Избранные произведения. Том I

Досадно было только то, что приходилось делиться вином с другими, а точно знать, сколько времени продлится плавание, никто не мог. Да и бутылок, к сожалению, оказалось всего двенадцать. И когда они кончились, я пожалел о каждой капле, перепавшей моим спутникам. Во мне пробудилась жажда, и я с нетерпением ждал Маркизских островов.

Когда я прибыл туда, я уже не владел собой. На Маркизских островах мы встретили несколько белых людей, множество болезненных туземцев и увидели великолепную природу. Здесь было огромное количество рома, вдоволь абсента, но ни капли виски или джина. Местный ром обжигает рот до такой степени, что сходит слизистая оболочка. Но я вообще всегда легко приспособляюсь к обстоятельствам и быстро привык к абсенту. Однако неприятность заключалась в том, что его приходилось пить в огромном количестве, иначе он не оказывал на меня никакого действия.

Покидая Маркизские острова, я обеспечил себя достаточным количеством абсента до Таити, а там раздобыл уже шотландского и американского виски, застраховавшись таким образом от «сухого» плавания. Однако я не хочу, чтобы читатель неправильно понял меня. На «Снарке» не было пьянства в общепринятом смысле.

Опытный и привычный пьющий доводит себя до легкого опьянения и проделывает это круглый год без всякого видимого вреда для себя. В наше время в Соединенных Штатах сотни и тысячи таких людей пьют в клубах, гостиницах и собственных домах. Они никогда не бывают пьяными, но в то же время очень редко бывают трезвыми, хотя большинство из них с негодованием отвергнет подобное обвинение. И все они искренно верят, как искренне верил и я, что они контролируют и себя, и Джона Ячменное Зерно.

Во время плавания я пил умеренно, но на берегу позволял себе больше. Моя потребность в алкоголе, казалось, возросла в тропиках. Это обычное явление, всем известно, что белые поглощают в тропиках очень большое количество алкоголя. Тропики — неподходящее место для белых людей. Их кожа недостаточно пигментирована, чтобы служить защитой от ослепительно-ярких белых солнечных лучей. Ультрафиолетовые и другие большой частоты и невидимые глазом лучи верхнего края спектра разъедают и разрушают их внешние покровы, точно так же, как икс-лучи разрушали ткани первых экспериментаторов, не знавших об опасности и не умевших защитить себя.

Характер белых людей в тропиках резко портится. Они делаются жестокими, безжалостными, совершают чудовищные злодеяния, мысль о которых никогда не закралась бы в их голову в привычном для себя умеренном климате. Они становятся нервными, раздражительными, безнравственными и при этом пьют, как никогда не пили раньше. Пьянство является одной из форм вырождения, которому подвергаются белые люди под влиянием продолжительного и сильного действия раскаленных солнечных лучей. При этом количество алкоголя, которое они поглощают, возрастает чисто механически. Белым людям не следует слишком долго задерживаться в тропиках. Там их подстерегает смерть, и пьянство лишь ускоряет встречу с ней. А они бессознательно способствуют этому, делая все, чтобы ускорить процесс разрушения.

Проведя на тропиках всего лишь пару лет, я заболел солнечной болезнью. Я много пил все это время, но не алкоголь стал причиной моей болезни и не он заставил нас прервать путешествие. Я был силён, как бык, и много месяцев боролся с солнечной болезнью, которая разрушала мои нервные ткани и разъедала кожу. На Новогебридских и Соломоновых островах, а также под тропическим солнцем, среди коралловых островов экватора, я работал за пятерых, несмотря на малярию и несколько других менее значительных болезней, вроде библейской серебристой проказы.

Вести судно через рифы, отмели, проливы, вдоль неизвестных берегов коралловых морей — само по себе дело нелегкое. Я же был единственным опытным моряком на борту. Мне не с кем было проверить свои наблюдения, не с кем посоветоваться в непроницаемой тьме, среди не занесенных на карту рифов и мелей. Я один отбывал все вахты, ибо на борту не было ни одного моряка, которому я мог бы доверить судно. Я был в одно и то же время и капитаном, и боцманом. Я выстаивал на вахте двадцать четыре часа в сутки и только урывками погружался в дремоту, когда это позволяли обстоятельства. В-третьих, я был еще и доктором, а докторские обязанности на «Снарке» были в ту пору тоже не шуткой. Решительно все на борту болели малярией, настоящей тропической малярией, которая может убить человека в три месяца. Кроме того, многие страдали жестокими язвами и чесоткой нгари-нгари, которая может довести человека до безумия. Наш японец-повар и в самом деле помешался от своих слишком многочисленных болезней. Один из моих полинезийских матросов чуть не умер от черной лихорадки. Да, работы была уйма: я давал лекарства, ухаживал, рвал зубы и помогал своим пациентам справляться с такими пустяками, как пищевое отравление.