Читаем Избранные произведения. Том I полностью

Во время бури в Рио де Ла-Плата мы решаем в случае аварии зайти в Буэнос-Айрес — американский Париж. И в моей памяти тотчас встают залитые светом переполненные кафе, я слышу звон поднятых стаканов, песни, веселье и гул возбужденных голосов. Попав затем в полосу северо-восточных муссонов в Тихом океане, мы уговариваем нашего капитана зайти в Гонолулу; причем, убеждая его, я вспоминаю прохладные террасы, на которых мы так часто пили коктейли и шампанское, что нам подавали на берегу в Вайкики. Кто-то из пассажиров рассказывает, как приготовляют в Сан-Франциско диких уток, и я немедленно переношусь в шумный освещенный зал ресторана и сквозь бокалы золотистого рейнвейна различаю лица старых друзей.

Я пришел в результате к тому заключению, что с удовольствием посещу вновь все эти прекрасные места, но только при одном условии — со стаканом в руке. В этой фразе есть что-то магическое. В ней содержится гораздо больше значения, чем в словах, из которых она состоит. Я всю свою жизнь прожил в атмосфере, которую как нельзя лучше отражает эта фраза — со стаканом в руке. Она сделалась теперь частью меня самого. Я люблю сверкающее остроумие, сердечный смех, звенящие голоса мужчин, когда со стаканом в руке они захлопывают дверь в серый мир и начинают жить новой, безумной, радостной, ускоренной жизнью.

Нет, решил я, при случае я буду пить. Несмотря на мудрые мысли, усвоенные и переработанные мной, я спокойно и сознательно решил продолжать делать то, к чему привык. Я буду пить, но умереннее, осторожнее, чем раньше. Я не позволю себе превратиться снова в ходячий факел и никогда не призову Белую Логику. Теперь я знаю, как уберечь себя от этого.

Белая Логика похоронена теперь рядом с Долгой Болезнью. Ни та, ни другая не станут больше тревожить меня. Долгую Болезнь я похоронил уже много лет назад. Она спит непробудным сном, так же как и Белая Логика. Теперь в заключение я могу сказать лишь одно: я глубоко сожалею о том, что мои предки не уничтожили своевременно Ячменное Зерно. Я жалею о том, что Ячменное Зерно по-прежнему процветает на каждом шагу в том обществе, где я родился. Иначе я не познакомился бы и не сблизился бы с ним до такой степени.



СЛОВАРЬ АМЕРИКАНСКИХ ЕДИНИЦ МЕР И ВЕСОВ

Баррель — мера объема жидкостей, а также нефти и пр. 119, 24 л — обычный и 158,76 — нефтяной.

Галлон — 4,54 л

Дюйм — 2,54 см

Морская миля — 1852–1854 м

Фунт — 453 г

Фут — 30,48 см

СЛОВАРЬ МОРСКИХ ТЕРМИНОВ

Анкер — якорь.

Анкерок — бочонок пресной воды.

Бакштаг — курс судна, когда ветер дует под углом до 170 градусов в корму.

Банка — сиденье на шлюпке; мель.

Бейдевинд — курс судна, при котором ветер дует в борт под углом до 80 градусов.

Бак — часть верхней палубы судна, обычно над кубриком.

Бизань

— основной косой парус на задней мачте.

Битенги — деревянные (в настоящее время — металлические) тумбы для крепления и наматывания троса.

Брашпиль — лебедка, ворот для подъема парусов или якоря.

Бушприт — прямой или косой брус в передней части судна, к которому крепятся углы кливеров (парусов).

Ванты — снасти крепления, кольца и тросы, идущие наклонно от мачты к бортам, иногда с веревочными ступенями.

Верп — малый якорь.

Выносить на ветер — перемещать парус на подветренный борт.

Галс — курс судна, правый или левый, в зависимости от направления ветра.

Галфвинд — курс судна, согласуемый с ветром, дующим в борт, иногда под тем или иным градусом.

Гафель — брус, упирающийся в мачту под углом и служащий для подъема паруса.

Гафель-гардель — приспособление для подъема переднего конца бруса.

Гиф — горизонтальный брус мачты, к которому крепится конец нижнего паруса.

Гитовы — приспособления (снасти) для подтягивания нижней части паруса вверх — для уменьшения его площади (парусности).

Грот-мачта — серединная мачта, часто самая высокая.

Дирик-фал — канат, которым поднимают гафель.

Кат-балка — устройство для подъема якоря на палубу.

Кливер — один из косых парусов на передней части судна.

Клюз — отверстие в борту для спуска якоря.

Комингс — высокий круглый бортик, предохраняющий люк от попадания в него воды.

Кафель-нагель — стержень, вставленный в кольцо на мачте для крепления снасти.

Лаг — прибор для измерения скорости судна или его пути.

Лаглинь

— веревка, удерживающая лаг.

Линь — тонкий трос.

Лопарь — веревка, продетая через блоки талей.

Лючина — доска крышки люка.

Марсели — нижние прямые паруса.

Марсовые — моряки, работающие на парусах.

Найтовы — тросовые крепления.

Обводы — конфигурация судна, его фигурный периметр.

Оверштаг — поворот против ветра, сложный маневр и нелегкий курс.

Остойчивость — по сути, устойчивость судна, его способность занять прежнее положение после наклона.

Планшир — деревянная окантовка судна или фальшборт, иногда с поручнями.

Полубак — площадка на палубе, на носу судна.

Перейти на страницу:

Все книги серии Компиляция

Похожие книги

Дочь есть дочь
Дочь есть дочь

Спустя пять лет после выхода последнего романа Уэстмакотт «Роза и тис» увидел свет очередной псевдонимный роман «Дочь есть дочь», в котором автор берется за анализ человеческих взаимоотношений в самой сложной и разрушительной их сфере – семейной жизни. Сюжет разворачивается вокруг еще не старой вдовы, по-прежнему привлекательной, но, похоже, смирившейся со своей вдовьей участью. А когда однажды у нее все-таки появляется возможность вновь вступить в брак помехой оказывается ее девятнадцатилетняя дочь, ревнивая и деспотичная. Жертвуя собственным счастьем ради счастья дочери, мать отказывает поклоннику, – что оборачивается не только несчастьем собственно для нее, но и неудачным замужеством дочери. Конечно, за подобным сюжетом может скрываться как поверхностность и нарочитость Барбары Картленд, так и изысканная теплота Дафны Дюмурье, – но в результате читатель получает психологическую точность и проницательность Мэри Уэстмакотт. В этом романе ей настолько удаются характеры своих героев, что читатель не может не почувствовать, что она в определенной мере сочувствует даже наименее симпатичным из них. Нет, она вовсе не идеализирует их – даже у ее юных влюбленных есть недостатки, а на примере такого обаятельного персонажа, как леди Лора Уитстейбл, популярного психолога и телезвезды, соединяющей в себе остроумие с подлинной мудростью, читателю показывают, к каким последствиям может привести такая характерная для нее черта, как нежелание давать кому-либо советы. В романе «Дочь есть дочь» запечатлен столь убедительный образ разрушительной материнской любви, что поневоле появляется искушение искать его истоки в биографии самой миссис Кристи. Но писательница искусно заметает все следы, как и должно художнику. Богатый эмоциональный опыт собственной семейной жизни переплавился в ее творческом воображении в иной, независимый от ее прошлого образ. Случайно или нет, но в двух своих псевдонимных романах Кристи использовала одно и то же имя для двух разных персонажей, что, впрочем, и неудивительно при такой плодовитости автора, – хотя не исключено, что имелись некие подспудные причины, чтобы у пожилого полковника из «Дочь есть дочь» и у молодого фермера из «Неоконченного портрета» (написанного двадцатью годами ранее) было одно и то же имя – Джеймс Грант. Роман вышел в Англии в 1952 году. Перевод под редакцией Е. Чевкиной выполнен специально для настоящего издания и публикуется впервые.

Агата Кристи

Детективы / Классическая проза ХX века / Прочие Детективы
Зверь из бездны
Зверь из бездны

«Зверь из бездны» – необыкновенно чувственный роман одного из самых замечательных писателей русского Серебряного века Евгения Чирикова, проза которого, пережив годы полного забвения в России (по причине политической эмиграции автора) возвращается к русскому читателю уже в наши дни.Роман является эпической панорамой массового озверения, метафорой пришествия апокалиптического Зверя, проводниками которого оказываются сами по себе неплохие люди по обе стороны линии фронта гражданской войны: «Одни обманывают, другие обманываются, и все вместе занимаются убийствами, разбоями и разрушением…» Рассказав историю двух братьев, которых роковым образом преследует, объединяя и разделяя, как окоп, общая «спальня», Чириков достаточно органично соединил обе трагедийные линии в одной эпопее, в которой «сумасшедшими делаются… люди и события».

Александр Павлович Быченин , Алексей Корепанов , Михаил Константинович Первухин , Роберт Ирвин Говард , Руслан Николаевич Ерофеев

Фантастика / Классическая проза ХX века / Самиздат, сетевая литература / Ужасы / Ужасы и мистика