Читаем Избранные произведения. Том I полностью

Склонившись над огромной чашей, пленники увидели, что она до половины наполнена каким-то неизвестным им жидким металлом.

— Возможно, это ртуть… Впрочем, нет, — шепнул Генри Фрэнсис. — Я никогда не видел ничего похожего на этот металл. Очевидно, его нагрели до расплавления.

— Нет, он совершенно холодный, — возразила ему царица по-английски. — А между тем он горяч как огонь. Фрэнсис, коснитесь этой чаши снаружи.

Он повиновался без малейшего колебания и приложил ладонь к внешней поверхности драгоценного сосуда.

— Он холоднее, чем воздух в комнате, — сообщил молодой американец.

— А теперь поглядите! — вскричала царица, бросив немного порошка на расплавленный металл. — Разве я не говорила, что это холодный огонь?

— Вероятно, это порошок, который сам воспламеняется вследствие каких-то своих химических свойств, — заявил вдруг Торрес, роясь в карманах своей куртки. Наконец он вытащил оттуда горсть табачных крошек, обломков спичек и всякого сора. — Вот это, небось, гореть не будет, — вызывающе произнес он, занося руку с этим сором над чашей и вопросительно глядя на царицу.

Та кивнула в знак согласия, и на глазах всех присутствующих сор был высыпан на металлическую поверхность. Мгновенно он превратился в облачко дыма, которое так же мгновенно рассеялось. На гладкой поверхности не осталось никаких следов, не было даже пепла.

— И все же я утверждаю, что металл этот холодный, — заметил Торрес, прикладывая, по примеру Фрэнсиса, руку к внешней поверхности чаши.

— Опусти туда палец, — предложила царица.

— Не хочу, — ответил он.

— И правильно делаешь, — согласилась она. — Если бы ты послушался меня, у тебя было бы сейчас на один палец меньше, чем от рождения. — Она бросила еще щепотку порошка. — Теперь глядите, и каждый увидит то, что ему одному суждено узреть.

Итак, свершилось.

Леонсии дано было увидеть, как океан разделил ее с Фрэнсисом. Генри увидел, как Фрэнсиса и царицу соединяли какой-то странной церемонией, и только с трудом он понял, что это был обряд венчания. Царица увидела себя смотрящей с высоких хоров огромного дома вниз, на роскошный зал, в котором, если бы Фрэнсису дано было заглянуть в ее видение, он узнал бы зал, построенный его отцом. А подле себя она увидела Фрэнсиса, который обнимал ее за талию. Фрэнсис же видел только один образ, наполнивший его душу смятением, — лицо Леонсии, скованное неподвижностью смерти, и на ее лбу, глубоко вонзившийся между глаз, острый тонкий стилет. Ни одной капли крови не выступило из глубокой раны. Перед глазами Торреса мелькнуло то, что, как он знал, было началом его конца. Он перекрестился и, единственный из всех, попятился назад, отказываясь смотреть, что будет дальше. А в это время жрецу представилось видение его тайного греха — лицо и тело женщины, ради которой он изменил культу Солнца, а также облик его маленькой дочери — девочки из Большого Дома.

Когда образы потускнели и все, словно сговорившись, отошли от треножника, Леонсия как разъяренная тигрица с горящими глазами накинулась на царицу, восклицая:

— Зеркало твое лжет! Твое Зеркало Мира лжет!

Фрэнсис и Генри, все еще находившиеся под сильным впечатлением от всего увиденного, удивленно вздрогнули при неожиданной вспышке Леонсии. Но царица возразила ей ласковым голосом:

— Мое Зеркало Мира никогда не лжет. Я не знаю, что ты видела. Но знаю, что каким бы ни было твое видение, Зеркало не лжет.

— Ты настоящее чудовище! — вскричала Леонсия. — Подлая, лживая колдунья!

— Мы с тобой обе женщины, — ласково остановила ее царица, — и потому нам не много дано знать друг о друге. Пусть мужчины решат — лживая я колдунья или женщина с живым, женским любящим сердцем. А пока что, не забывая о том, что мы женщины и потому слабые существа, будем добры друг к другу… Подойди же ко мне, жрец Солнца, — продолжала царица, — и выслушай мое решение. Тебе, как верховному жрецу бога Солнца, больше известно, чем мне, о старинных наших обычаях и верованиях. Многое тебе известно обо мне и о том, как я сюда попала. Ты знаешь, что испокон веков, от матери к дочери, — и всегда от матери к дочери, — переходила великая тайна, которая всегда жила здесь, в этом доме. Царица таинств — Та, Что Грезит. Настало время, когда надлежит подумать о будущих наших поколениях. К нам явились чужестранцы, и ни у кого из них нет жены. Нужно назначить день моего бракосочетания, чтобы и следующее поколение имело свою Царицу Грез. Так суждено. Время настало, и необходимость назрела. Я воспрошала мои грезы, и они указали мне решение. Оно таково: я возьму себе в мужья одного из этих чужеземцев, — того, кто был предназначен мне судьбой прежде, чем был создан этот мир. Вот испытание, которому они подвергнутся: если ни один из них не возьмет меня в жены, тогда они все трое будут умерщвлены, и ты принесешь их дымящуюся кровь в жертву на алтарь бога Солнца. Если же один из них женится на мне, тогда все они останутся жить, и само Время определит затем наши судьбы.

Жрец Солнца, дрожа от гнева, пытался возразить, но она приказала:

Перейти на страницу:

Все книги серии Компиляция

Похожие книги

Дочь есть дочь
Дочь есть дочь

Спустя пять лет после выхода последнего романа Уэстмакотт «Роза и тис» увидел свет очередной псевдонимный роман «Дочь есть дочь», в котором автор берется за анализ человеческих взаимоотношений в самой сложной и разрушительной их сфере – семейной жизни. Сюжет разворачивается вокруг еще не старой вдовы, по-прежнему привлекательной, но, похоже, смирившейся со своей вдовьей участью. А когда однажды у нее все-таки появляется возможность вновь вступить в брак помехой оказывается ее девятнадцатилетняя дочь, ревнивая и деспотичная. Жертвуя собственным счастьем ради счастья дочери, мать отказывает поклоннику, – что оборачивается не только несчастьем собственно для нее, но и неудачным замужеством дочери. Конечно, за подобным сюжетом может скрываться как поверхностность и нарочитость Барбары Картленд, так и изысканная теплота Дафны Дюмурье, – но в результате читатель получает психологическую точность и проницательность Мэри Уэстмакотт. В этом романе ей настолько удаются характеры своих героев, что читатель не может не почувствовать, что она в определенной мере сочувствует даже наименее симпатичным из них. Нет, она вовсе не идеализирует их – даже у ее юных влюбленных есть недостатки, а на примере такого обаятельного персонажа, как леди Лора Уитстейбл, популярного психолога и телезвезды, соединяющей в себе остроумие с подлинной мудростью, читателю показывают, к каким последствиям может привести такая характерная для нее черта, как нежелание давать кому-либо советы. В романе «Дочь есть дочь» запечатлен столь убедительный образ разрушительной материнской любви, что поневоле появляется искушение искать его истоки в биографии самой миссис Кристи. Но писательница искусно заметает все следы, как и должно художнику. Богатый эмоциональный опыт собственной семейной жизни переплавился в ее творческом воображении в иной, независимый от ее прошлого образ. Случайно или нет, но в двух своих псевдонимных романах Кристи использовала одно и то же имя для двух разных персонажей, что, впрочем, и неудивительно при такой плодовитости автора, – хотя не исключено, что имелись некие подспудные причины, чтобы у пожилого полковника из «Дочь есть дочь» и у молодого фермера из «Неоконченного портрета» (написанного двадцатью годами ранее) было одно и то же имя – Джеймс Грант. Роман вышел в Англии в 1952 году. Перевод под редакцией Е. Чевкиной выполнен специально для настоящего издания и публикуется впервые.

Агата Кристи

Детективы / Классическая проза ХX века / Прочие Детективы
Зверь из бездны
Зверь из бездны

«Зверь из бездны» – необыкновенно чувственный роман одного из самых замечательных писателей русского Серебряного века Евгения Чирикова, проза которого, пережив годы полного забвения в России (по причине политической эмиграции автора) возвращается к русскому читателю уже в наши дни.Роман является эпической панорамой массового озверения, метафорой пришествия апокалиптического Зверя, проводниками которого оказываются сами по себе неплохие люди по обе стороны линии фронта гражданской войны: «Одни обманывают, другие обманываются, и все вместе занимаются убийствами, разбоями и разрушением…» Рассказав историю двух братьев, которых роковым образом преследует, объединяя и разделяя, как окоп, общая «спальня», Чириков достаточно органично соединил обе трагедийные линии в одной эпопее, в которой «сумасшедшими делаются… люди и события».

Александр Павлович Быченин , Алексей Корепанов , Михаил Константинович Первухин , Роберт Ирвин Говард , Руслан Николаевич Ерофеев

Фантастика / Классическая проза ХX века / Самиздат, сетевая литература / Ужасы / Ужасы и мистика