- Да, и она позвонила. Ей хотелось поговорить с ка питаном, но она боялась одна и надумала, чтобы я была при этом. «Поди зажги свет и собери все пуговицы, ко торые я разроняла». А потом она позвала капитана. Я зажгла свет и начала собирать пуговицы, а пуговиц было множество, и самых разных. Пришел капитан. Фру сразу ему говорит: «Я хотела тебе сказать, что с твоей стороны было очень мило послать за мной Рагнхильд. Бог благословит тебя за это». - «Да, - говорит он, а сам улыбается, - уж очень ты была взволнована, мой друг». - «Правда, я была взволнована, но это пройдет. Беда в том, что у меня нет дочери, которую я могу вырастить по-настоящему хорошим человеком. Моя-то песенка уже спета». Капитан опустился на стул. «Ну да», - сказал он. - «Ты говоришь: ну да? В книгах так и сказано, вот они, эти проклятые книги, возьми их, Рагнхильд, и со жги. Хотя нет, я сама изорву их на мелкие кусочки и сама сожгу». И принялась рвать книги и швырять страницы в огонь. «Ловиса, - сказал капитан, - не надо так волноваться». - «Монастырь - вот что там было на писано. Но в монастырь меня не пустят. Значит, моя пе сенка спета. Ты думаешь, что я смеюсь, когда смеюсь, а мне вовсе не до смеха...» - «А как твои зубы, про шли?» - спросил капитан. «Ты ведь и сам знаешь, что зубы тут ни при чем». - «Нет, не знаю». - «В самом де ле не знаешь?» - «Не знаю». - «Боже правый, да не ужели ты до сих пор не понял, что со мной? - Капитан взглянул на нее и не ответил. - Да ведь я... ты сказал, что у меня еще может быть дочь, разве ты забыл?..» Тут я тоже взглянула на капитана.
Рагнхильд улыбнулась, покачала головой и продол жала:
- Бог мне простит, что я не могу удержаться от смеха, но у капитана сделалось такое лицо, попросту дурацкое. «А ты ни о чем и не догадывался?» - спро сила фру. Капитан поглядел на меня и говорит: «Чего ты столько возишься, прямо как неживая?» - «Я велела ей собрать с пола пуговицы», - отвечает фру. «А я уже все собрала», - говорю я. - «Уже? - спрашивает фру и встает. - Посмотрим, посмотрим». Тут она берет шкатул ку и снова ее роняет. Пуговицы как покатятся - под кро вать, под стол, под печь. «Нет, вы только подумайте! - восклицает фру и продолжает о своем: - Значит, ты и не догадывался, что я... что у меня?..» - «Нельзя ли оста вить пуговицы на полу хотя бы до утра?» - спросил ка питан. «Пожалуй, можно, - соглашается фру. - Боюсь только, как бы мне не наступить на какую-нибудь. Я ста ла неповоротлива... сама их собрать не смогу... но все равно, пусть лежат. - И она начала гладить его ру ку. - Ах ты, мой дорогой». Он отдернул руку. «Да, я понимаю, ты сердит на меня. Только зачем ты тогда просил меня приехать?» - «Ловиса, дорогая, мы не од ни». - «Ты все-таки должен знать, зачем ты просил меня приехать». - «Я надеялся, что все еще может быть хо рошо, наверное, затем». - «И по-твоему, не вышло?» - «Нет». - «Все-таки о чем ты думал, когда звал меня? Обо мне? О том, что тебе хочется снова меня увидеть? Никак не могу понять, о чем ты все-таки думал». - «Рагнхильд уже все собрала, как я вижу, - сказал ка питан. - Покойной ночи, Рагнхильд».
- И ты ушла?