Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

Шамрай легко вспрыгнул на помост, взглянул в лицо Альберу. Оно было печально-спокойным, это молодое, страдальческое лицо. Связанные руки переплелись за спиной. На груди картонная табличка с чёрной надписью: «Враг империи».

— Иди сюда, — приказал Шамрай, и Эмиль, ещё не поняв, зачем он это делает, тоже вспрыгнул на эшафот.

— Ты хочешь снять и похоронить Альбера? — Губы машиниста дрожали от волнения.

— Нет. Вы сделаете это завтра… Если сможете. Нагнись.

Эмиль послушно наклонился. Ничего не объясняя, Шамрай взобрался на квадратные литые плечи машиниста. Бельгиец понимал, что это безумие — влезть на эшафот в центре города, под самым носом у патрулей, но какая-то странная железная воля русского передалась и ему, — не подчиниться Шамраю он уже не мог.

— Держись, — сказал Шамрай, вставая на плечи Эмиля во весь рост.

Теперь лицо Альбера было как раз на уровне глаз лейтенанта, и Шамраю легко было разглядеть его юношескую красоту.

— Ах, какие подлецы! Что они сделали с тобой, парень?!. — воскликнул Шамрай.

Одним движением он повернул картонную табличку на груди Альбера и, не спеша, крупно вывел на ней по-русски.

«СТАЛИНГРАД!»

И чтобы было заметнее, почти ломая перо, несколько раз обвёл буквы, и теперь даже при лунном свете стало чётко видно ненавистное для фашистов слово.

— Что ты там делаешь? — спросил Эмиль.

— Сейчас увидишь. Жаль, цветов нет.

— Есть цветы, — сказал Эмиль. — Посмотри-ка.

Цветы лежали рядом. Две розы, заботливо выращенные ещё зимой и успевшие расцвести ранней весною. Кто принёс их сюда, кто рисковал жизнью, чтобы отдать последний долг Альберу?

— Давай-ка их сюда!

Эмиль наклонился, и Шамрай, стоя на его плечах, словно провалился в воздушную яму, потом снова взлетел к самой виселице.

— Держи.

Роман взял цветы с длинными нежными стебельками. Невозможно было точно определить их цвет — светло-алые, в серебристом лунном свете они казались золотыми. Одним движением положил розу Альберу за ухо, и мёртвое скорбное лицо юноши будто ожило. Так украшают себя донецкие шахтёры-забойщики и сталевары, выходя на танцевальную площадку в парке культуры и отдыха. Мгновение колебался, потом так же решительно заложил другую розу за ухо себе, мягко, как кошка, спрыгнул с плеч Эмиля на помост. Бельгиец даже не покачнулся.

— Смотри.

Эмиль взглянул и сказал:

— Мы сумасшедшие, но всё равно это чудесно! Это то, ради чего стоит жить. Без тебя я бы не отважился.

— Отважился бы, — сказал Шамрай. — А теперь едем. Прощай, Альбер. Мы ещё отомстим за тебя.

Он спрыгнул с эшафота на землю. Его слова о места, как показалось Шамраю, прозвучали высокопарно. Захотелось спросить Эмиля, не усомнился ли он в их искренности, но спрашивать времени не было.

— Прощай, Альбер, — услышал Шамрай голос Эмиля и уловил в его словах ту же интонацию — интонацию скорби и угрозы.

Теперь велосипед мчался сквозь ночь, как чёрная летучая мышь.

— Это Мари, — сказал Эмиль.

— Что Мари?

— Принесла цветы. Невеста Альбера.

О чём ещё подумал Эмиль? О своей невесте? Её зовут иначе, её зовут Нина. Может, когда-нибудь и ей придётся принести и положить возле эшафота цветы…

Из-под глубоких затемнённых козырьков подозрительно взглянули зелёные и красные глаза семафоров. Послышался паровозный гудок, запахло угольным дымом.

— Приехали, — сказал Эмиль.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Длинный эшелон грязно-чёрных вагонов чуть замедлил свой бег. В сизовато-сером предрассветном тумане Франция выглядела хмуро и неуютно.

Шамрай в последний раз пожал широкую ладонь бельгийца.

— Спасибо, Эмиль, желаю тебе счастья.

— Спасибо, тебе тоже. Всё будет хорошо.

— Не забудь спрятать спецовку.

— Со мной поедет другой кочегар. Счастливо тебе.

Шамрай спрыгнул с паровоза, покачнулся, но удержался на ногах и, пробежав несколько шагов, взглянул вверх. Крупное, мужественное, будто вырубленное из камня лицо Эмиля неумолимо удалялось. Ещё немного, ещё мгновение, и оно исчезнет. Шамрай хотел крикнуть на прощанье очень нужное, необходимое слово, которое горячей волной билось в груди, мешая дышать, и не успел. С тяжёлым грохотом стучали на стыках рельс громадные вагоны, набирая скорость. В последнем, хвостовом вагоне на тормозной площадке стоял кондуктор, смотрел, задумавшись, в другую сторону. Случайно ли это? Место для расставания Эмиль выбрал лучше не придумаешь. Справа, совсем рядом, лесок, слева — виадук шоссейной дороги. Ну что, пока всё идёт точно по плану. Сейчас ты, Шамрай, зайдёшь в лес, немного передохнешь, оглядишься на новом месте. Что ж, друг, будем привыкать к Франции.

Шамрай шагнул к дереву, присел возле него на кучу сухих прошлогодних листьев, достал карту, подаренную Ниной. Ломаными зигзагами устремились на ней со всех сторон к Парижу красные и чёрные линии шоссейных и железных дорог.

В столицу ему заходить не стоит. Галя предупреждала об этом несколько раз и, должно быть, не случайно. А пути туда совсем немного. Вот он — рядом. Лежит на карте огромный город, широко раскинув паутину длинных и ветвистых коммуникаций.