Избранные произведения в двух томах. Том 2

Черномор Агеев оглядел исподлобья Колю Бабушкина — с ног до головы он его окинул взглядом, чуть скривил губы в небрежной улыбке.

— А уж это я тебе не обязан рассказывать. Ты что за спрос?

— Ну и черт с тобой, — слегка обиделся Николай. — Не хочешь — не рассказывай. Я ведь по-хорошему спросил. Я подумал, что тебе на работу устроиться нужно, так я хотел предложить: едем вместе на Пороги, в нашу бригаду. Мы там новый город закладываем. Работы невпроворот. По четвертому разряду ребята две сотни в месяц получают.

— А телеграф там у вас есть, на Порогах?

— Телеграфа покамест нету.

— Тогда не могу поехать. Я вот думаю здесь на какую-нибудь работу устроиться. На временную работу… Я, видишь ли, вызова жду.

— Какого вызова? — снова удивился Николай.

— А этого я тебе рассказывать не обязан, — угрюмо насупился парень. — Ты что за спрос?

— Ну и черт с тобой, — сказал Николай. Взял со стола пузатый алюминиевый чайник и пошел за кипятком.

Подумаешь — засекретились! У каждого секреты… У него вот, например, никаких таких секретов нету. Всё как на ладошке. Спрашивайте — отвечаем… А тут каждый разводит вокруг себя секреты. У самого еще молоко на губах не обсохло, а туда же… Вызова он, видите ли, ждет!

Кипятильный титан помещался в коридоре, ровно на полпути от одного конца коридора до другого конца коридора, против деревянной лестницы, что ведет вниз.

Николай подставил чайник и отвернул кран. Кран угрожающе захрапел, испустил колечко пара. Затем кран засипел — ехидно эдак — и цыкнул в чайник короткой струйкой. С минуту после этого кран вообще не проявлял никаких признаков жизни. Внутри самого титана кипели страсти, что-то гудело и ухало, журчало и взрывалось. Но внешне он оставался бесстрастным — отвернутый кран хранил молчание… Николай постучал пальцем в цинковый торс титана. И как ни странно, это подействовало. Кран снова цыкнул, а потом из него полилась в чайник дребезжащая струйка кипящей воды, закрученная наподобие сверла.

«А заварки-то у меня нет, — вспомнил вдруг Николай. — Сахар в рюкзаке есть, а заварки нет… Может быть, у Черномора есть, у Агеева? У него, наверное, есть. А нет — придется без заварки пить…» — решил он, глядя на струйку, сочащуюся из крана.

В коридоре послышались шаги. Николай сперва не обратил внимания на эти шаги. Он сидел возле крана на корточках, дожидаясь, пока в чайник нальется хотя бы стакана два кипятку. Он пристально следил за вертлявой струйкой, тянущейся из крана, и сперва не обратил никакого внимания на шаги в коридоре.

Но вот шаги приблизились, совсем рядом повис чей-то чайник, показались чьи-то штаны — синие, с четко отглаженной складкой. Николай невольно залюбовался этой опрятной складочкой, скользнул по ней взглядом… и обомлел.

Из-под синих штанин выглядывали стройные лодыжки в прозрачном чулке. Две замшевые туфельки стояли на дощатом полу — слитно, ступня к ступне.

Кран оглушительно выстрелил, горячие брызги прянули во все стороны. Николай отдернул ужаленную руку, а одна из замшевых туфелек тотчас исчезла.

— Ой!..

И Николай увидел сморщенное от боли лицо. Одна губа прикусила другую — добела. Темные брови, изогнувшись, сомкнулись. Ресницы смежились, и сквозь эти ресницы сверкнули серые, повлажневшие от боли глаза. Злая морщина пересекла лоб.

Рукой она держалась за щиколотку поджатой ноги: попало, значит. Обожгло. Она стояла на одной ноге, в одной замшевой туфельке и морщилась от боли.

А Коля Бабушкин, оцепенев, смотрел на закушенные губы, на смеженные ресницы, на слезное сверкание глаз…

Вот сейчас ей перестанет быть больно. И гримаса исчезнет. Закушенные, побелевшие губы обмякнут, снова нальются розовой свежестью. Изломанные брови распрямятся, застынут царственно. Распахнутся смеженные ресницы, и тогда — во всю ширь, во всю глубь — откроются серые влажные глаза…

Ему вдруг стало боязно увидеть это. И он отвернулся, сосредоточил свое внимание на медном кране кипятильника. Медный кран зловеще молчал. Внутри титана гудело и булькало, урчало и сипело. Там, внутри, происходили какие-то катаклизмы. Но вода не лилась.

Николай снова постучал по цинковому баку кипятильника. Из крана вырвался богатырский храп. Но вода не лилась.

— Должно быть, испортился титан, — тихо заметил Николай, не поднимая головы.

— Тонкое наблюдение… — Она повернулась и пошла прочь по коридору.

Теперь, когда она уходила, когда не было видно ее лица, Николай осмелился поглядеть вслед.

Смоляные волосы острижены коротко и неровно, озорно взлохмачены. Шея длинна и тонка, бела. Одета на ней простая рубашка, мужская рубашка — только чуть воротник попросторней, только чуть рукава покороче, только чуть пышнее накрахмаленные складки у тонкой девичьей поясницы. И штаны…

Опять же заметим, что в район Верхней Печоры последние крики моды доходят с большим опозданием. Так, например, чтобы женщины ходили в штанах, — это здесь еще не привилось. Не осознали еще.

И Николай с таким удивлением провожал взглядом эти штаны, что даже не заметил: из медного крана в чайник снова полилась вода, зазвенела вертлявая, окутанная паром струйка.