Избранные произведения в двух томах. Том 2

Николай Бабушкин шел медленно — ему некуда было спешить. Он впервые за эти дни никуда не спешил и мог идти медленно. И от этой медленной ходьбы он вдруг озяб. Он почувствовал вдруг, что стылый ледяной воздух проникает помалу за ворот, проникает в рукава, и уже этот ледяной стылый воздух гуляет по спине, меж лопаток, неприятно щекочет и гусит кожу пупырышками.

Холодно. Николай глубже зарылся подбородком в заиндевевший шарф, ссутулил плечи, смежил рукава оленьей куртки.

Пожалуй, сегодняшний мороз покруче вчерашнего. Сизый туман, неподвижный, плотный, колючий, как минеральная вата, закупорил, застлал небо. Он жгуч и ядовит, этот морозный туман, — дышать невозможно. Сквозь густую пелену тумана едва просвечивает низкое солнце — скучное, нездорово красное, будто оно простудилось на этакой стуже и теперь у него жар, высокая температура. Над широкой расщелиной улицы, справа и слева, громоздятся скалистые глыбы домов. Крутые уступы кирпичной кладки сплошь обросли инеем. В небо, в туман вознеслись стальные переплетения башенных кранов. Стрелы их неподвижны. Должно быть, сегодня строители не работают. У них, должно быть, сегодня актированный день, ввиду мороза…

Скрежетнуло. И стрела, рассекая туман, двинулась по часовой стрелке. Проволочный контейнер с кирпичом поплыл вверх. Он всплыл, качнулся. Стрела обернулась против часовой стрелки. Контейнер пошел вниз.

Работают…

Конечно, работают. Вон над крышей четырехэтажного дома поднялись столбы дыма. В этом доме еще не живут — видно по окнам. Если бы в этом доме жили, то в каждом окне висели бы тюлевые занавески. А в этих окнах кружев не видно — вместо кружев иней. Значит, в этом доме еще не живут. Но дым валит из труб, там, в этом доме, работают сейчас маляры и штукатуры. Там сейчас настилают полы, водружают ванны и унитазы, подцепляют электропроводку.

Работают…

А на Порогах сегодня не работают. На Порожском стройучастке нет кирпича. Строить не из чего. Там сегодня гробовая тишина. И люди прораба Лютоева киснут без дела, ругаются с тоски и мерзнут в своих утепленных палатках.

Николай Бабушкин остановился против дома, из труб которого валил дым. Он почувствовал, что тоже промерз до нутра, до костей. Отогнув рукав, взглянул на часы. Только сейчас почувствовал, как жжет запястье раскаленный от стужи металл часов. Половина третьего. День уходит… Нет, нельзя терять этот день! Нужно что-то делать. Вернуться на завод и во что бы то ни стало дождаться главного инженера. Или узнать его домашний адрес и после работы заявиться прямо на квартиру… Или пойти в райисполком. Или в райком партии. Или еще выше… Хотя выше райкома партии в Джегоре ничего такого нету. Выше райкома партии — нужно в обком ехать. А потом в Москву…

Прораб Лютоев сказал: «Иди в райисполком».

Николай Бабушкин решительно повернулся. Постоял. И опять повернулся.

Он только сейчас понял, что не знает, в какую сторону ему нужно идти, в какой стороне райисполком. Ежась от стужи, занятый своими невеселыми думами, он все время шел и шел по каким-то незнакомым улицам, мимо каких-то совершенно незнакомых ему домов. Он шел по городу, который сам строил — с первого колышка, с первого дома, — как по незнакомому городу. Как будто он первый раз в этом городе.

Прямо — широкая улица. На ней выстроились четырехэтажные дома, сложенные из светлого кирпича. Все одинаковые — с одинаковыми крышами, одинаковыми окнами, одинаковыми балконами. Фонари вдоль улицы. Магазин.

Вправо — широкая улица. На ней выстроились четырехэтажные дома. Фонари вдоль улицы. Магазин.

Влево — широкая улица. То же самое. Фонари.

И над всеми этими улицами, над всеми домами, над всеми крышами — неподвижные, будто изваянные из мрамора, столбы дыма.

«Улица Первого Спутника»… «Улица Второго Спутника»… «Улица Третьего Спутника»… — прочел Николай таблички на перекрестке.

Он сразу догадался, что эти названия придумал не кто иной, как Павел Казимирович Крыжевский, джегорский летописец-общественник, персональный пенсионер. Николай об этом сразу догадался. Он хорошо знал этого дотошного старичка.

Однако названия улиц были для него столь же новы, сколь и сами улицы. Николай растерянно топтался на перекрестке и никак не мог сообразить, в какую же сторону ему нужно идти. Ни этих улиц, ни этих домов не было в Джегоре год тому назад. Их и в помине не было. Их, наверное, построили в течение одного года, — пока Николай Бабушкин жил в тайге, у Порогов. Просто удивительно, сколько домов успели построить за один только год. И сколько на это дело ушло кирпича…

Через улицу вприпрыжку, высоко задирая колени, пробегал в это время какой-то малый лет одиннадцати. Закутанный в мамкин платок — одни глаза наружу. Бежит через улицу, припрыгивая от холода. Наверное, в школе сегодня уроков нет — из-за мороза их, должно быть, отменили. Так он, должно быть, на радостях в кино топает.

— Эй, малый!.. — окликнул его Николай.