Перепечатка из «Системик эпистемолоджи», т. XIV
Глава 7
Эдна закрыла дверь за крупным седовласым мужчиной. Он был импозантен, в дорогом угольно-черном костюме с не подходящим по цвету зеленым галстуком, в черных ботинках, начищенных до армейского блеска. Но он не был военным. Острый взгляд серых глаз небрежно обежал обстановку, будто Гарри здесь и не было, оценил ее с ленивым презрением. Наконец его взгляд остановился на Гарри.
— Мистер Кармайкл?
Гарри встал и вышел из-за стола. Это было неожиданное появление.
— Да, — сказал он, протягивая руку. — Доброе утро, профессор.
Посетитель сделал вид, что не видит руки.
Это был Майкл Пападопулос, декан философского факультета Оксфорда, почетный член Королевского общества, действительный член Союза философов, автор полудюжины основополагающих работ, в том числе классической «Божественность и судьба». Гарри ощутил в его поведении что-то от барабанной дроби.
Профессор оглядел Гарри как экземпляр, не представляющий особого интереса.
— Доброе утро и вам, сэр.
— Прощу вас, садитесь, профессор. Чем могу быть вам полезен?
Пападопулос остался стоять.
— Вы можете убедить меня, что здесь хоть кто-нибудь понимает значение передачи с Геркулеса.
— Об этом вам нет необходимости беспокоиться, — дружелюбно ответил Гарри. — Мы знаем, что она значит.
— Счастлив это слышать. К сожалению, из ваших действий это не следует. НАСА получила сигнал с Геркулеса утром семнадцатого сентября и решила, непонятно по каким причинам, скрыть его существование до пятницы десятого ноября. Вам не кажется это несколько безответственным, мистер Кармайкл?
Гарри смущенно поежился.
— Мне кажется, — начал он, — что безответственно было бы делать преждевременное заявление, пока мы не были уверены во всех фактах. Мы сочли такое решение наилучшим.
— В этом я не сомневаюсь. И именно об этом решении сейчас и идет беседа.
Пападопулос был мужчина крупный — вполне подходящий контейнер для трезвого подхода к неокантианскому материализму, который и создал профессору репутацию сначала в научных кругах, потом и вообще в мире. С лица его не сходило выражение бесстрастной скуки, тон всегда был сух и официален. Чем-то он напомнил Гарри старый фолиант по метафизике — сухой, пыльный, подавляющий просто своим присутствием.
— Я с грустью констатирую, — продолжал профессор, — что, вероятно, последует совершенно аналогичный образ действий, если будет принято продолжение передачи. — Он сделал паузу и среагировал на что-то в лице Гарри. — Итак, произошло еще что-то? Вы опять скрываете информацию?
— Мы обнародовали все, что у нас есть, — ответил Гарри.
— Не пытайтесь, пожалуйста, отвечать уклончиво, мистер Кармайкл. — Пападопулос наклонился через стол, выразив на лице скучающее раздражение и легкое отвращение. Такого человека, подумал Гарри, легко невзлюбить с первого взгляда. Под этой самоуверенностью, вопреки его репутации и достижениям, скрывалась болезненная тяга самоутвердиться. Он все время боялся, что его оценят не так высоко, как он того заслуживает. — Итак, происходит ли сейчас что-то такое, о чем миру следует знать?
«Когда будет время, я вам скажу».
— Нет.
Черт бы побрал Розенблюма. И президента вместе с ним.
— Понимаю. И почему же я не верю вам, мистер Кармайкл? — Он облюбовал кресло и опустил себя в него. — К вашей чести надо сказать, что вы неумелый лжец. — Тяжело отдуваясь, будто после долгой ходьбы, профессор Пападопулос прервал речь, чтобы собраться с силами. — Секретность — безусловный рефлекс в этой стране, как и в моей. Она душит мысль, тормозит научный прогресс и разрушает целостность. — Профессор подался вперед. —
— Профессор, все это нас ни к чему не приведет. Я отмечу ваш протест и доведу его до сведения моего начальства.
— В этом я не сомневаюсь. Таким образом, как я понимаю, дальнейшая передача
— Если будут какие-либо дальнейшие передачи, — сказал Гарри, — мы обнародуем информацию.
— Истинные слова ливрейного лакея. — Пападопулос поднял глаза на портрет Роберта X. Годдарда, висевший на стене за столом Гарри. — Ему, знаете ли, все это было бы крайне неприятно.
Гарри встал.
— Очень любезно было с вашей стороны посетить нас, профессор.
Пападопулос кивнул и опустил глаза. «Вы, Кармайкл, не стоите, чтобы я на вас время тратил». Гарри как профессиональный чиновник жил взаимопониманием и компромиссом. Конфликты, которые никак не могут оказаться продуктивными, были совсем не по его части.