Читаем ИЗБРАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ В ОДНОМ ТОМЕ полностью

Вебер взял лист бумаги. Он читал медленно и долго. Нойбауэр начал терять терпение.

— Остальное не столь важно, — сказал он. — Главное — вот этот пункт насчет политических заключенных. Сколько у нас еще таких примерно?

Вебер бросил бумагу. Она скользнула по полированной поверхности стола, натолкнувшись на маленькую стеклянную вазу с фиалками.

— В данный момент не скажу точно, сколько всего, — ответил он. — Думаю, примерно половина от общего числа всех заключенных. А может быть, чуть больше или меньше. Все те, что с красным уголком. Иностранцы, разумеется, не в счет. Вторая половина — это уголовники, затем гомосексуалисты, исследователи библии и всякие прочие.

Нойбауэр поднял глаза. Он никак не мог понять, сознательно ли Вебер прикидывается дурачком. Тем более что его лицо ничего не выражало.

— Я не это имею в виду. Люди с красными уголками ведь не все политические преступники. Не в смысле этого предписания.

— Разумеется, нет. Красный уголок — это весьма условная общая классификация. Сюда относятся евреи, католики, демократы, социал-демократы, коммунисты и еще бог знает кто.

Нойбауэру все это было хорошо знакомо. Только чего ради десять лет спустя Вебер решил просвещать его. Ему вдруг показалось, что начальник лагеря снова потешается над ним.

— Как насчет действительно политических заключенных? — спросил он с невозмутимым видом.

— Это в основном коммунисты.

— Можно назвать точные цифры, а?

— Достаточно. Это отражено в документах.

— У нас здесь сидят и важные политические деятели?

— Я дам указание проверить. Возможно, еще есть некоторое число журналистов, социал-демократов и демократов.

Нойбауэр отогнал от себя дым сигары «Партага». Удивительно, как быстро сигара успокаивает и настраивает на оптимистический лад!

— Хорошо! — проговорил он добродушно. — Сначала отметим сам факт. Дайте указание проверить списки. Мы ведь всегда сможем подправить данные в зависимости от того, сколько людей нам потребуется для отчета. Вы согласны?

— Безусловно.

— Это не очень срочно. У нас примерно две недели в запасе. А это приличный период времени, чтобы кое-чего добиться, не так ли?

— Безусловно.

— Кроме того, кое-что можно пометить задним числом. Я имею в виду то, что все равно произойдет. Не надо больше фиксировать имена людей, которые очень скоро умрут. Это все пустые хлопоты и порождает ненужные встречные вопросы.

— Безусловно.

— Слишком много таких у нас все равно не будет; я имею в виду, что это не бросится в глаза…

— Нам это и не требуется, — сказал Вебер спокойным голосом.

Он знал, что Нойбауэр имеет в виду, а Нойбауэр, и свою очередь, знал, что Вебер его понимает.

— Незаметно, само собой разумеется, — сказал он. — Все надо организовать по возможности незаметно. Здесь я ведь могу на вас положиться…

Он встал и осторожно поковырял разогнутой канцелярской скрепкой кончик сигары. Нойбауэр слишком торопливо надкусил, и вот теперь она погасла. Фирменные сигары никогда нельзя надкусывать, можно только осторожно надламывать или, в крайнем случае, надрезать острым ножичком.

— Как идет работа? У нас есть, чем заниматься?

— Во время бомбардировки здорово пострадал медеплавильный завод. Мы приказали людям начать расчистку. Остальные коммандос работают как и прежде.

— Расчистка? Хорошая идея. — Сигара снова загорелась. — Сегодня Дитц говорил со мной об этом. Надо привести в порядок улицы, снести разрушенные бомбами дома. Городу требуются сотни людей. Это же бедствие, а у нас самая дешевая рабочая сила. Дитц за это. Я тоже. Нет основания быть против, а?

— Нет.

Нойбауэр стоял у окна и смотрел вдаль.

— Тут поступил еще один запрос насчет запасов продовольствия. Нам следует быть экономными. Что можно сделать?

— Выдавать меньше продовольствия, — лаконично ответил Вебер.

— Здесь нельзя переусердствовать. Если люди будут валиться от изнеможения, они не смогут работать.

— Экономить можно на Малом лагере. Там полно бесполезных едоков. Кто умирает, тому уже не нужна еда.

Нойбауэр кивнул.

— И тем не менее вы знаете мой принцип: всегда человечность в пределах возможного. Если это выходит за рамки, действует другой принцип: приказ есть приказ…

Теперь оба стояли у окна и курили. Они спокойно и по-деловому беседовали, как два порядочных скототорговца на бойне. За окном на клумбах, окружавших дом коменданта, работали заключенные.

— Я велел здесь для обрамления посадить касатик и нарциссы, — сказал Нойбауэр. — Прекрасное цветовое сочетание — желтый с голубым.

— Да, — ответил Вебер без особого энтузиазма. Нойбауэр рассмеялся.

— Наверно, вам это не очень интересно, а?

— Не очень. Моя страсть — кегли.

— В этом тоже что-то есть. — Нойбауэр еще немного понаблюдал за работавшими. — А как дела у лагерного оркестра? Эти парни здорово обленились.

— Они играют при выходе на работу и отправлении маршем и еще два раза в неделю после обеда.

— Какой толк рабочим коммандос от их игры после обеда? Распорядитесь, чтобы они играли еще час после переклички. Это полезно для людей. Развлеките их. Особенно сейчас, когда придется экономить на еде.

— Я дам указание.

— Мы вроде бы все обсудили и понимаем друг друга.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Коварство и любовь
Коварство и любовь

После скандального развода с четвертой женой, принцессой Клевской, неукротимый Генрих VIII собрался жениться на прелестной фрейлине Ниссе Уиндхем… но в результате хитрой придворной интриги был вынужден выдать ее за человека, жестоко скомпрометировавшего девушку, – лихого и бесбашенного Вариана де Уинтера.Как ни странно, повеса Вариан оказался любящим и нежным мужем, но не успела новоиспеченная леди Уинтер поверить своему счастью, как молодые супруги поневоле оказались втянуты в новое хитросплетение дворцовых интриг. И на сей раз игра нешуточная, ведь ставка в ней – ни больше ни меньше чем жизни Вариана и Ниссы…Ранее книга выходила в русском переводе под названием «Вспомни меня, любовь».

Бертрис Смолл , Линда Рэндалл Уиздом , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер , Фридрих Шиллер

Любовные романы / Драматургия / Драматургия / Проза / Классическая проза