Избранные произведения в одном томе

И он набросил свое мокрое одеяло на шлем служителя правосудия. Во всякой другой стране в мире для нас представился бы отличный предлог быть застреленными, заколотыми или, по крайней мере, избитыми прикладами, — а это еще похуже, чем быть застреленным сразу. Но в происшедшей затем свалке я лишний раз убедился, что это была Англия, где полиция для того и существует, чтобы ее лупили в свое удовольствие, чтобы на следующее утро покорно выслушать выговор в полицейском участке. Мы все трое сбились в один мокрый клубок, причем он все время кричал, называя меня по имени, — и это было самое ужасное во всей этой истории — приглашая меня сесть на голову полицейскому и покончить с этим делом. Но мне удалось вывернуться, и я крикнул полицейскому, чтобы он убил человека с одеялом. Разумеется, полицейский отвечал мне на это: «Да вы и сами не лучше его». Тут он пустился догонять меня, и мы, обогнув церковь Св. Клемента, побежали по Холиуэлл-стрит, где я попал в объятия другого полицейского. Бегство это продолжалось, вероятно, не более чем полторы минуты, но мне оно показалось таким же бесконечно длинным и утомительным, как если бы я бежал со связанными ногами в кошмарном сне. За эти полторы минуты я успел передумать о тысяче различных вещей; но особенно упорно я думал о великом и богоподобном человеке, который укрывался сто лет тому назад в северной галерее Св. Клемента. Я знаю, что он понял бы мои чувства. Я был так занят этими размышлениями, что, когда второй полицейский прижал меня к своей груди и спросил: «Что вы там наделали?», я отвечал ему с изысканной вежливостью: «Сэр, не угодно ли вам прогуляться вместе со мной по Флит-стрит?» — «А мне думается, что вам нужнее будет Боу-стрит», — отвечал он, и на одну минуту мне самому показалось, что это так и есть и что я должен во что бы то ни стало избавиться от этого.

Тут произошла отвратительная сцена, осложнившаяся еще появлением моего компаньона, который бежал ко мне со своим одеялом, крича мне и все время называя меня по имени, — что он или выручит меня, или погибнет в борьбе.

— Ударьте его, — взмолился я, — сшибите с него сначала шляпу, а потом я вам все объясню!

Первый полицейский, тот, которого мы поколотили, поднял свой жезл и ударил моего компаньона по голове. Высокий шелковый цилиндр треснул, и обладатель его повалился на землю, как бревно.

— Ну, теперь вы с ним покончили, — сказал я. — Вы, вероятно, убили его.

Холиуэлл-стрит никогда не спит. Скоро около нас образовалась небольшая группа людей, и кто-то из них, очевидно германского происхождения, крикнул:

— Вы убили человека.

— Я видел, как он его ударил, — вступился другой, — заметьте его номер.

Теперь вся улица была полна любопытных, собравшихся поглазеть на скандал, хотя никто, кроме меня и двух полицейских, не видел, кто и кого ударил. Я сказал громко и весело:

— Этот человек — мой друг. С ним случился припадок. Бобби, не можете ли вы сходить за носилками? И, понизив голос, я прибавил:

— Вот здесь пять шиллингов; этот человек не трогал вас, вы поняли меня?

— Да, но вы оба с ним старались повалить меня, — сказал полицейский.

На это трудно было что-нибудь возразить.

— Вы не знаете ли, Демпсей дежурит сегодня на Чаринг Кроссе? — спросил я.

— Что вам за дело до Демпсея?..

— Если Демпсей здесь, — он знает меня. Принесите поскорее носилки, и я доставлю его на Чаринг Кросс.

— Вы пойдете вместе со мной на Боу-стрит, именно вы, — сказал полицейский.

— Человек умирает, — он лежал на мостовой и стонал, — дайте скорее носилки! — сказал я.

Я знал лучше, чем кто-либо другой, что за церковью Св. Клемента есть помещение, где хранятся носилки. По-видимому, у полицейского были и ключи от ящика, где они хранились. Мы извлекли их оттуда, они оказались трехколесной тележкой с верхом, и мы взвалили на них тело человека.

Тело, лежавшее в тележке, имело, ни дать ни взять, вид настоящего трупа.

Полицейские несколько смягчились, увидев неподвижно торчавшие пятки.

— Ну, двинулись, — сказали они, и мне показалось, что они все еще имеют в виду Боу-стрит.

— Дайте мне хоть три минуты поговорить с Демпсеем, если он дежурный, — сказал я.

— Отлично. Он как раз дежурит сегодня.

Тут я почувствовал, что все кончится хорошо, но прежде чем мы двинулись в путь, я всунул голову под навес тележки, чтобы убедиться, жив ли человек. Я услышал осторожный шепот.

— Молодой человек, вы должны мне заплатить за новую шляпу. Они ее сломали. И не покидайте меня, молодой человек. Я слишком стар, чтобы идти с моими седыми волосами на Боу-стрит, да еще по вашей вине. Не покидайте меня, молодой человек.

— Ваше счастье, если вам удастся отделаться меньше чем семью годами арестантских работ, — сказал я полицейскому.