Читаем Избранные произведения в одном томе полностью

— Tâtonner[240], — пояснила Роберта, с наслаждением воспользовавшись случаем продемонстрировать свои знания в области французского. — Мой отец — историк, специализируется на военных кампаниях. Он любит порассуждать о тумане войны, в котором люди бегут куда-то, убивают друг друга, побеждают или проигрывают, и все это — не имея не малейшего представления о том, что именно они делают…

— Да, я нечто подобное слышал.

— Но у меня такое ощущение, что туман войны не идет ни в какое сравнение с туманом юности. Битва при Геттисберге[241] абсолютно ясна и прозрачна, чего никак не скажешь о душе девятнадцатилетнего человека. Я горю желанием побыстрее выбраться из тумана юности. Хочу стать зрелым и уверенным в себе человеком. Мне не нужны случайности. И отчасти поэтому я приехала в Париж, ведь все вокруг только и говорят о пресловутой французской целеустремленности. Может, я смогу у вас этому научиться?

— Ты считаешь меня целеустремленным?

— Исключительно. Поэтому ты мне так нравишься.

Ги согласно кивнул, глаза его удовлетворенно блеснули из-под густых и длинных черных ресниц.

— Американка, из тебя выйдет божественная женщина! Никогда еще ты не была столь прекрасна! — Перегнувшись через столик, он поцеловал ее хранившую прохладу улицы щеку.

— Какой приятный вечер, — негромко заметила Роберта.

Из кафе они отправились в кинотеатр, где шел неплохой, по словам Ги, фильм, а оттуда — в бистро на Левом берегу ужинать. Перед этим Роберта захотела зайти домой, чтобы оставить портфель и переодеться, но Ги решительно воспротивился.

— Сегодня, — голос его звучал загадочно, — я не могу позволить тебе выслушивать нравоучения Луизы.

Фильм оставил Роберту равнодушной. Афиши жирным шрифтом кричали о том, что молодые люди до восемнадцати лет в зал не допускаются. На входе она почувствовала на себе ироничный взгляд билетера и пожалела, что не прихватила с собой паспорт. Суть картины так и осталась неясной: Роберта с большим трудом понимала французскую речь, если ее воспроизводили не люди, а механизмы: динамики в кинотеатре, радио, телевизор. На экране одна за другой следовали длинные сцены, где в постелях болтали молодые люди, многословные и, по мнению Роберты, непонятно почему совершенно обнаженные. Половину фильма она просидела, прикрыв глаза, вновь переживая события вечера и почти забыв о Ги, который в самые драматические моменты поднимал ее руку и нежно касался губами кончиков пальцев.

Необычно вел себя Ги и во время ужина: долго молчал, что было совершенно на него не похоже, пристально смотрел на Роберту, отчего она начинала нервничать и чувствовать себя как на иголках. Когда же принесли наконец кофе, он откашлялся, взял ее руки в свои и заявил:

— Я решил. Время пришло. Неизбежный момент наступил.

— О чем ты? — встревоженно спросила Роберта, косясь в сторону бармена, с интересом поглядывавшего на них.

— Я говорю с тобой, как взрослый мужчина. Сегодня мы станем любовниками.

— Тсс! — Оглянувшись на бармена, она убрала со стола руки.

— Больше я без тебя не могу. Приятель дал мне ключи от своей квартиры, он поехал в Тур навестить родителей. Квартира совсем рядом, за углом.

Роберта не стала делать вид, будто предложение Ги ее шокировало. Подобно всем приезжающим в Париж невинным девушкам, в душе она была убеждена или испытывала удовлетворение, или хотя бы смирилась с тем, что покинет этот город уже другой, не такой, как в него прибыла. На протяжении трех последних месяцев она не раз с готовностью ответила бы на это предложение, да и сейчас торжественность и такт, с которыми оно было сделано, приводили ее в восхищение. Однако вновь напомнило о себе то же суеверие, что не позволило Роберте поделиться с Ги подробностями встречи в галерее. Когда определится судьба рисунков, тогда можно будет всерьез подумать о столь желанном в общем-то приглашении. Но не раньше. Сегодняшний же вечер должен быть отвергнут и по иной причине. Когда бы предназначенное судьбой ни свершилось, в одном Роберта не сомневалась: если на ней вульгарные джинсы, ничто не заставит ее вступить в свою первую ночь любви.

Она покачала головой, испытывая чувство досады из-за залившего щеки густого румянца.

— Нет, прошу тебя, — прошептала Роберта. — Не сегодня.

— Почему нет?

— Это… так неожиданно.

— Неожиданно?! Мы встречаемся каждый день уже почти три месяца. А чего ты ждала? К чему ты привыкла?

— Я ни к чему не привыкла, ты ведь знаешь. Прошу, не будем больше об этом говорить. Не сегодня.

— Но сегодня в моем распоряжении есть квартира. В следующий раз приятель может поехать в Тур через год. — Лицо Ги стало обиженным и грустным; впервые за время их знакомства Роберта ощутила, что должна хоть как-то утешить его. Она ласково провела пальцами по его руке.

— Не огорчайся так, ну пожалуйста. Может быть, в следующий раз.

— Предупреждаю, — с достоинством проговорил он, — в следующий раз брать инициативу на себя придется тебе.

— Я возьму ее на себя, — с облегчением сказала Роберта, почувствовав мгновенное разочарование от его неожиданной уступчивости. — А теперь расплатись. Мне завтра рано вставать.

Перейти на страницу:

Все книги серии Компиляция

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века