Избранные произведения в одном томе

Женщина опять улыбнулась и вышла через дверь, ведущую во двор с колодцем. Прошла минута, дверь открылась, и вошел человек в шапке и в блузе, под которой он что-то спрятал. К его одежде пристали соломинки, и видно было, что его только что разбудили.

Он подошел ближе, всматриваясь в пришедших. С ошеломленным и в то же время хитрым выражением на лице спросил:

— Вы оружейник?

Стучавший ответил:

— Да. А вы парижанин?

— Да. Моя кличка — Краснокожий.

— Показывайте.

— Вот, смотрите.

Он вытащил из-под блузы предмет, тогда большую редкость в Европе, — револьвер.

Револьвер был совершенно новый, блестящий. Посетители стали его рассматривать. Тот, кто, казалось, хорошо знает этот дом и кого человек в блузе назвал «оружейником», принялся изучать механизм. Затем он протянул револьвер второму, который менее походил на горожанина и старался все время стоять спиной к свету.

Оружейник спросил:

— Сколько?

Человек в блузе ответил:

— Я привез это из Америки. Многие тащат оттуда обезьян, попугаев, зверей, как будто французы — дикари. Ну а я привез вот такую вещичку. Полезная выдумка.

— Сколько? — снова спросил оружейник.

— В нем шесть зарядов.

— Хорошо, но все-таки сколько?

— Раз шесть зарядов, значит — шесть луидоров.

— Пять луидоров, хотите?

— Нет! За каждую пулю золотой. Это настоящая цена.

— Так мы не сойдемся.

— Я назвал настоящую цену. Вы рассмотри́те его как следует.

— Я уже смотрел.

— Барабан вертится словно флюгер, будто Талейран[646]. Это настоящая игрушка.

— Вижу.

— Ствол испанской работы.

— Это я заметил.

— Вы знаете, как их делают? Берется старое железо, гвозди, подковы…

— Да, и вообще всякий лом.

— Я это и говорю. Все расплавляется, и получают прекрасный сплав…

— Да, но в нем могут оказаться трещины, пузыри.

— Возможно. Но для того, чтобы их не было, железо потом подвергается сильнейшей ковке. Его бьют большим молотом, подогревая несколько раз, затем прокатывают, и вот, — смотрите, что получается.

— Вам знакомо это ремесло?

— Мне знакомы все ремесла.

— А почему у ствола какой-то голубоватый отлив?

— Для красоты. Его покрывают специальным составом.

— Ладно, значит, по рукам — пять луидоров.

— Я этого не говорил. Моя цена — шесть. — Оружейник понизил голос: — Послушайте, парижанин, не упускайте случая. Избавьтесь от этой вещи. Таким людям, как вы, подобное ни к чему. Вещица может лишь причинить вам неприятности.

— Это, пожалуй, верно. Такая вещь больше пристала господам.

— Хотите пять золотых?

— Нет, шесть. По одному за выстрел.

— Ну ладно, шесть наполеондоров.

— Нет, шесть луидоров.

— Значит, вы не бонапартист? Вы предпочитаете Людовика Наполеону?

Парижанин, прозванный Краснокожим, усмехнувшись, сказал:

— Наполеон-то лучше, да за Людовика дороже платят.

— Шесть наполеондоров.

— Шесть луидоров. Разница в двадцать четыре франка.

— Ну, я вижу, мы не договоримся.

— Ладно! Пускай игрушка остается у меня.

— Пускай!

— По крайней мере, я не буду жалеть, что отдал за бесценок такую прекрасную новинку.

— Ну что ж, прощайте.

— Разве можно сравнивать это с пистолетом!

— Подумайте! Пять луидоров чистоганом — деньги немалые.

— Многие еще даже не знают об этом изобретении.

— Хотите пять луидоров и экю в придачу?

— Шесть — и ни одного сантима меньше!

Человек, который стоял спиной к свету и за все это время не проронил ни слова, продолжая изучать механизм револьвера, наклонился к уху оружейника и прошептал:

— Револьвер хорош?

— Еще бы!

— Я даю шесть луидоров.

Через пять минут Краснокожий прятал на груди под блузой полученные им шесть луидоров, а оружейник и человек, у которого в кармане лежал купленный револьвер, вышли в темный переулок Кутанше.

Черный и красный шары играют в карамболь

На следующий день, в четверг, неподалеку от Сен-Мало, возле мыса Деколле, где скалы высоки, а вода глубока, случилось трагическое происшествие.

Длинный скалистый мыс в форме копья соединяется там с землей узким перешейком, выдается далеко в море и внезапно обрывается отвесной скалой. Такие картины часто встречаются в морской архитектуре. Для того чтобы попасть с берега на оконечность этого мыса, нужно взобраться на отвесный склон, что довольно трудно.

На площадке, венчавшей вершину утеса, около четырех часов дня стоял человек в военном плаще. Он был, по-видимому, вооружен; об этом свидетельствовали складки его плаща. Площадка, где он находился, была довольно широкой, усеянной большими бесформенными камнями, между которыми оставались узкие проходы. На ней росла невысокая трава, а со стороны моря площадка заканчивалась отвесным обрывом. Обрыв имел футов шестьдесят в вышину и казался срезанным под линейку. Его левый край, разрушенный морем и ветрами, напоминал лестницу с образовавшимися в граните естественными ступеньками, очень неудобными, приспособленными лишь для шагов великана или прыжков клоуна. Эта лестница тянулась до самого моря, исчезая в волнах. Сломать себе шею не представляло труда, но все же, при большой ловкости, можно было пробраться по лестнице в лодку, подведенную к самому подножию утеса.