Избранные произведения в одном томе

— Елена Константиновна! Что это у вас там за надпись?.. Я не имею ничего против этого лозунга, но он может испортить нам кадр!..

Гвоздилова оборачивается. Во всю ширину зеркала губной помадой написано: «Долой сук!» Елена Константиновна устало вздыхает и начинает оттирать зеркало носовым платком…

* * *

— А чего ж не подписать? — весело удивляется Игорь. — Георгию Петровичу от моей подписи зла не прибудет. Только текст вы сами составьте, у меня не получится.

— Текст не главное, — Юрий Михайлович внимательно изучает развалившегося в кресле Гордынского. — Нужно минимум десять подписей. Тогда это мнение театра.

— Организуем! — машет рукой Игорь. — Но я надеюсь, это будет как-то учтено?.. Ну звание, квартира… Или там командировка в Японию?..

— При чем тут Япония? — на скулах Юрия Михайловича рельефно проступают желваки. — Вы что себе позволяете?

— Как при чем? — обижается Игорь. — Раз я у вас на службе… Ну-ну не торгуйтесь!.. За крупное паскудство надо и платить по-крупному!

— Плохо шутите, Гордынский! — чувствуется, что спокойствие дается Юрию Михайловичу с трудом. — При вашей репутации я бы вел себя скромнее.

— Уже донесли! — расстраивается Игорь. — Клеветники, завистники!.. Ну не дает им покоя мое сексуальное здоровье!

— С сексуальным здоровьем у вас все в порядке, — желчно улыбается Юрий Михайлович. — А вот с пропиской, насколько мне известно, дело обстоит гораздо хуже…

— У меня временная, — Гордынский с готовностью лезет за паспортом, словно собираясь показать. — Директор все обещает квартиру, но… то генсек помрет, то Рябинина лишают гражданства…

— Так вот, если вы не возьметесь за ум, — веско и внушительно говорит Юрий Михайлович, — то можете вообще вылететь из Москвы. Тем более что театр вами не очень-то дорожит!

Игорь элегически смотрит в окно, потом с сожалением цокает языком и поднимается с кресла.

— Нетонко! — кручинится он. — Я существо ажурное, меня надо было вербовать бережно. Жаль, жаль!.. Вы были в сантиметре от успеха!

* * *

…В стеклянную кружку с шипением льется золотистое пиво… На патефонном диске крутится обшарпанная пластинка… Флегматичный Дрюля, задумчиво прихлебывая из пивной кружки, слушает Верди… В гримуборную влетает растрепанный Тюрин, чертыхаясь, шарит но бесчисленным складкам висящей на вешалке хламиды, наконец достает из ее недр смятую пачку сигарет…

— Вот это нервы!.. — разминая сигарету, восхищается Тюрин. — Земля горит, небо рушится, а мальчонка слушает Верди!.. Аномальный ты все-таки тип, Дрюля!..

— Это вы аномальные!.. — меланхолично отвечает Дрюля. — Все играете в казаки-разбойники!.. А я вне политики. Я ищу гармонию… Пью пиво, читаю Библию, слушаю Верди!..

— А вот скажи мне, Дрюля, — заинтересовывается Тюрин, — если тебя убивают… или лезут к тебе в квартиру… или насилуют твою жену… Что ты будешь в это время делать?.. Читать Библию?..

— Давай без глобальностей! — морщится Дрюля. — Никто нас покамест не убивает!.. Не надо мышиную возню выдавать за гибель Помпеи!..

* * *

…В разговоре с Гвоздиловой Юрий Михайлович мучительно напрягает остатки своего мужского шарма, — все-таки знаменитость, кинозвезда! — но, видимо, шарм начальника изрядно пожух от многолетнего бездействия, потому что не производит на Гвоздилову ни малейшего впечатления.

— Насколько мне известно, Елена Константиновна, — журчит Юрий Михайлович, — вы и раньше не ладили с Рябининым? А уж последний его поступок, видимо, и вовсе не привел вас в восторг?

— Я не делаю из этого тайны, — ровно отвечает Гвоздилова. — На мой взгляд, Георгий Петрович повел себя легкомысленно. Чем и поставил театр под удар.

— К сожалению, не все это понимают, — элегически вздыхает Юрий Михайлович. — Вот вы бы и объяснили это вашим коллегам. Да и не только коллегам…

— Вы предлагаете мне осудить Рябинина публично? — Гвоздилова качает головой. — Нет, во всенародных шабашах я не участвую.

— Ну что за формулировка, Елена Константиновна? — мягко досадует Юрий Михайлович. — Вы же скажете то, что думаете. И что же плохого в том, что ваше мнение совпадет с мнением большинства?

— Дело не в большинстве, — терпеливо объясняет Гвоздилова. — Своим мнением я поддержу ваше мнение. А поддерживать вас — аморально.

— Кого это — вас? — Юрий Михайлович срывается на фельдфебельский тон. — Народ, партию, правительство?

— У вас мания величия, — спокойно отвечает Гвоздилова. — Вас — это лично вас. И вам подобных. А таких в стране много.

— Вы хотите меня оскорбить? — глаза Юрия Михайловича наливаются металлической синевой. — Это очень рискованно, Елена Константиновна!

— Вас нельзя оскорбить. Вы счастливый человек. Знаете поговорку: самый счастливый человек — тот, кто не знает степени своего несчастья…

Гвоздилова безмятежно смотрит на Юрия Михайловича и ослепительно улыбается. Марлен Дитрих. Небожительница. Кинозвезда.

* * *

…В узком проеме плохо прикрытой женской гримуборной вот уже несколько минут настырно маячит какая-то фигура.

— Девочки, смотрите! — фыркает полуголая Ниночка. — Скоро нам придется раздеваться при них!.. Да вы входите, молодой человек, вам же оттуда не видно!..