Избранные произведения в одном томе

— Отдайте камеру! — не повышая голоса, повторяет старший.

— Лева, пас! — кричит Игорь, неизвестно когда и как оказавшийся за спиной у «чехословацкой» группы, и вытягивает руки: дескать, ловлю!

Левушка неловко кидает фотокамеру Игорю. Тот едва успевает поймать ее и тут же получает сокрушительный удар в переносицу. Удар, надо сказать, профессиональный, потому что Игорь валится наземь, как сноп. Истошно визжит Сима, Левушка бросается Игорю на помощь, но двое бравых пареньков мгновенно заламывают ему руки.

Старший вскрывает камеру: камера пуста, пленки нет.

— Где пленка?

Левушка с заломленными назад руками пожимает плечами:

— А ее и не было…

По знаку старшего Левушку быстро ощупывают — пленки нет.

— Я ж вам сказал: не было. Шутка!..

Старший коротко размахивается и в сердцах расшибает камеру о стену. Всхлипывают осколки. Вся операция занимает не более нескольких секунд.

Потрясенные и притихшие, стоят в театральном переходе артисты.

А слаженная группа «бойцов невидимого фронта» молча удаляется по пустынному коридору.

* * *

…В кабинете директора хлопочут врачи. Бледный Юрий Михайлович в расстегнутой рубахе лежит на директорском диване.

— Сволочи! — не может успокоиться Анна Кузьминична. — Нет, я этого так не оставлю!.. Я натравлю на них прокуратуру!

— Успокойтесь, Анна Кузьминична! — директор дрожащими руками наливает в стакан воды. — Выпейте тархунчику!.. Артисты погорячились… Они люди нервные!..

— Оставьте! — Анна Кузьминична отталкивает стакан. — Таким нервным место в Лефортове, а не на советской сцене! Будь моя воля, я бы их…

— Анна Кузьминична, — просит с дивана Юрий Михайлович, — соедините меня с Николаем Андреичем! А вы, Петр Егорыч, соберите труппу на последний разговор…

* * *

В репетиционном зале — звенящая тишина. Тишина, чреватая взрывом. Юрий Михайлович говорит внятно и раздельно, проверяя доходчивость сказанного внушительными паузами, — точно швыряет камешки с обрыва, всякий раз терпеливо дожидаясь, когда снизу донесется глухой стук…

— Я хотел бы довести до вашего сведения, что руководящие инстанции, получившие подробную информацию о ненормальной ситуации, создавшейся в вашем коллективе, настаивают на немедленном расформировании труппы. В ближайшие дни в театре будет работать специальная комиссия из представителей партийных и советских органов совместно с представителями общественности, которая все тщательно взвесит и разберется в безобразиях, которые здесь происходят…

Юрий Михайлович встает из-за стола, давая понять, что обсуждать сказанное не входит в его намерения. Он знает, что речь его произвела на аудиторию самое сильное впечатление и возможные прения могут это впечатление ослабить. Но он не знает, что последняя точка в сегодняшнем разговоре будет поставлена не им…

— Простите! — звонким голосом говорит Левушка. — Но прежде чем вы и ваши коллеги покинете этот дом, мы тоже хотели бы довести до вашего сведения кое-что. В знак протеста против незаконных и антигуманных действий руководства по отношению к нашему коллективу мы объявляем голодовку!..

— Что они объявляют? — переспросила Анна Кузьминична, не умея сразу переварить пугающий смысл услышанного.

— Голодовку! — Юрий Михайлович сверлит Левушку немигающим взглядом, как факир, внезапно разучившийся заклинать кобру.

— Наши требования! — продолжает Левушка. — Первое. Немедленно аннулировать приказ об увольнении актеров. Второе. Восстановить в репертуаре все спектакли Рябинина. И наконец, третье. Вернуть Рябинину советское гражданство и должность художественного руководителя театра. Пока эти требования не будут выполнены, мы прекращаем с вами всякие переговоры. В ответ на возможные попытки остановить голодовку силой мы вынуждены будем прибегнуть к самосожжению.

— К чему прибегнуть? — снова не врубается Анна Кузьминична. Видимо, слово «самосожжение» кажется ей некоей литературной метафорой.

— К самосожжению! — раздраженно отвечает Юрий Михайлович. Похоже, он и сам не может до конца поверить в серьезность всего происходящего.

— Что же касается лично вас и вашей компании, то мы предлагаем вам в течение пятнадцати минут покинуть помещение театра. — Левушка смотрит на часы. — Сейчас в подвале находятся трое наших товарищей. У них есть пакля, газеты и канистра с бензином. Если через пятнадцать минут вы еще будете находиться в этом здании, они, не дожидаясь дополнительного сигнала, совершат акт самосожжения.

— Тоже фокус? — тихо спрашивает Юрий Михайлович. — Как с пленкой?..

— Приглашаю вас лично убедиться в том, что это не выдумка, но не дольше, чем в течение тех же пятнадцати минут.

— Товарищи, — после долгого молчания снова тихо говорит Юрий Михайлович, — вы отдаете себе отчет… Это же политический шантаж… Неужели все в театре поддерживают эту дикую провокацию?

Юрий Михайлович обводит глазами присутствующих. Венецианский карнавал. Лысая гора. Съезд шизофреников. Даже у детей — глаза, как у леших.

— Вас устраивает такой ответ? — после выразительной паузы интересуется Левушка. — Или все-таки хотите посмотреть подвал?