Избранные произведения в одном томе

— Знаю! — рявкнула Имма, и ее шар снова зашипел. — И все равно не следовало так рисковать. В тот момент, когда первая заретта попала в руки дивиан, мы утратили над живыми кораблями контроль. Заретты не строят, их разводят; и на процесс размножения неизбежно начинают влиять случайные факторы. Первые подаренные нами заретты никогда в жизни не приблизились бы к солнцу; мы сознательно развили в них фобию к светилу. Однако в каждом последующем поколении появлялись экземпляры, которые боялись чуть меньше, чем их родители. Запреты не наследуются, в особенности когда они кажутся необоснованными. Сейчас половину ныне живущих заретт можно заставить проникнуть в звезду, нужно лишь хорошенько прикрикнуть на них. К счастью для нас, до сих пор никто не упорствовал, добиваясь этого.

— До меня, — с гордостью напомнила я.

Имма не отвечала… но ее шар-переводчик снова сердито зашипел.

— Зачем вам это? — спросила Фестина. — К чему было создавать столь сложное хитросплетение лжи вокруг ограничений полей ССС?

— Чтобы замедлить ваше развитие, — ответил Эстикус. — Чтобы сохранялась уверенность, что ни одна низшая раса не обладает кораблями быстрее наших.

— Не сомневаюсь, сейчас вы уже понимаете, — добавила Имма, — что все наши действия нацелены на то, чтобы ослабить вас. Мы вступаем в контакт с миром, когда он готов выйти в космос; предлагаем его обитателям новую технологию и внушающие доверие, но обладающие тем или иным дефектом модели — с целью помешать расе сделать открытия, которые в противном случае она рано или поздно сделала бы сама. — Шар над головой Иммы раскололся на две полусферы с небольшой брешью между ними. — Мы создаем разрыв в научном развитии расы. Дарим устройства, принципа действия которых они не понимают и никогда не поймут, потому что за ненадобностью перестали заниматься научными разработками.

— И, конечно, во всех властных структурах есть ваши агенты-роботы, — не выдержала Фестина. — Они следят за тем, чтобы никто не занимался научными разработками.

— Совершенно верно. — Шар над Иммой снова воссоединился. — Двойники адмиралов контролируют практически все средства, выделяемые в вашем секторе на научные исследования. Если кто-то углубляется в тематику, которая для нас нежелательна, его тут же перебрасывают на другой проект. — Часть туманного шара отделилась от основной массы. — Если это не помогает — ученых часто бывает нелегко увести в сторону от интересующей их проблемы, — мы предпринимаем определенные шаги с целью избавиться от… раздражающего элемента. — Из шара вырвалась туманная прядь, нанесла удар по отделившемуся прежде клочку и утащила его обратно, словно лягушка, заглатывающая муху. — Надоедливый и чересчур проницательный ученый просто исчезает и доживает свой век в комфортабельном месте заключения на этом самом корабле; точно таком, в каком вскоре окажетесь и вы.

— Хорошенько подумайте. — Фестина вскинула дуло станнера.

Имма снова издала скрежещущий звук; на этот раз он определенно напоминал смех.

— Этот пистолет ты забрала у наших роботов. Неужели всерьез веришь, что мы снабдили бы их оружием, способным поразить нас?

— Почему бы и нет? Дело в том, что при всей вашей фантастической технологии вы не кажетесь слишком сообразительными.

— Это правда, — прошептал Эстикус.

Имма снова подтолкнула его бедром, на этот раз не предпринимая никаких усилий, чтобы скрыть это. Кроме того, она издала шипящий звук и защелкала мандибулами. Безо всякого перевода было ясно, что все это представляет собой шадиллский вариант реакции типа «Заткнись, идиот!»

— Теперь послушайте меня, — начала моя подруга. — Мне кажется, пять тысяч лет назад ваши люди были замечательными учеными; они построили и этот корабль, и многое другое, не менее удивительное. Где-то на пути своего развития вы разработали способ перехода к более высокой стадии существования… ради невероятного расширения своих умственных возможностей, даже если в результате вы превращаетесь в огромные капли пурпурного желе. — Она бросила взгляд на фонтан. — Как эта жидкость называется?

Последовала пауза. Шары над головами «жуков» потускнели, как будто шадиллы пытались «переварить» какую-то трудную для понимания концепцию и использовали даже те резервы энергии, которые требовались для перевода. В конце концов шар над головой Эстикуса негромко произнес:

— Кровавый мед.

И тут же оба говорящих шара снова замерцали, как прежде… или, может, даже чуть ярче, явно очень довольные тем, что сумели придумать элегантный — с их точки зрения — перевод подлинного шадиллского названия.