Ему нравилось меня подкалывать. А мне полагалось, отшутившись, подколоть его, вот только сейчас я не был настроен на легкую болтовню.
— Черт их знает, — сказал я. — Мне-то они, может, и не враги теперь, а как насчет Тверди?
— Не знаешь?
Я не знал, я только подозревал. Убийство Джафара все еще сидело во мне глубоко впившейся занозой. Убить человека, мальчишку, и притом не случайно, не в горячке боя, а обдуманно и хладнокровно разнести ему череп… И чего ради? Лишь для того, чтобы не оставить свидетелей факта посещения Тверди разведчиками с Марции? Лучше отсутствие малейшего намека на контакт, чем контакт преждевременный? Это что, у них инструкция такая?
Ну да. Мол, ничего личного.
— По-моему, они прагматики, — сказал я. — Идут к своей цели, собираясь использовать нас как союзников, а понадобится им расходный материал — они нас используют как расходный материал. Если колонии отвлекут на себя хоть десять процентов сил метрополии — и то хлеб. Что станет с теми колониями — вопрос для марциан второй и малоинтересный.
Дядя покивал.
— А какова их цель, по-твоему?
Я подивился наивности вопроса.
— Установление своей гегемонии в Галактике, что же еще…
— И помешать марцианам в установлении гегемонии теоретически могут только земляне, так?
Я чувствовал, что в словах дяди кроется подвох, но решил, что лучше выставить себя дебилом, чем олигофреном. И я ответил:
— Чисто теоретически — да.
Дядя не поспешил поставить мне на вид мою глупость, хотя в чем она заключалась — бог весть. Вместо этого он медленно и с явным удовольствием выцедил полстакана пива, крякнул от удовольствия, допил, смахнул с усов пену и потянулся за сушеными улитками. А я не поспешил уточнить у него, в чем я оказался не прав. Захочет — сам скажет, а не захочет — значит, решил дать мне додуматься самому. Экий наставник бестолкового юношества…
Дядя и веревку не оставил для меня в своем колодце. Зачем веревка ускоренному? Он и так вылезет, отталкиваясь от стен, даже если стены будут не бревенчатыми, а бетонными, без швов и трещин. На Марции я забавлялся, взбегая по стене комнаты, проносясь по потолку и возвращаясь вниз по противоположной стене. Обыкновенная ловкость ног плюс как минимум утроенная скорость всех движений — и можно кое в чем уподобиться мухе.
Выбрался-то я из колодца легко, зато потом прожил самые ужасные дни моей жизни. Гнездящиеся во мне «темпо», не получая пополнения из вдыхаемого мною воздуха, должны были мало-помалу передóхнуть в безнадежной борьбе с моей иммунной системой. То-то и оно, что мало-помалу! Чтобы я не попался никому на глаза, дядя запер меня в конюшне, и смирные дядины лошади пугались малейшего моего движения. Если бы они могли выдумать дьявола, то он наверняка бы представлялся им в виде невероятно стремительной двуногой бестии, от которой даже не ускачешь — враз догонит.
Ужаснее всего была скука. Вместе с едой дядя приносил мне витамины, чтобы подхлестнуть мои лейкоциты, но сам уже не мог ускориться и потому не годился мне ни в собеседники, ни даже в собутыльники. Днем я старался как можно больше спать, а ночью дядя выпускал меня побегать, чтобы подбодрить иммунитет еще и таким способом. Надеюсь, никто меня не видел во время тех пробежек. Помню, какова была моя радость, когда, проснувшись однажды, я обнаружил, что старый дядин жеребец мотает головой именно как жеребец, а не как никчемный земной зверь ленивец. Я вновь замедлился! Правда, сейчас же вновь ускорился против воли, но уже ненадолго. Вскоре наступил истинно блаженный момент, когда я мог ускоряться и замедляться по желанию. Дядя сказал, что с каждым днем и даже часом ускорение будет стоить мне все больших усилий и скоро наступит момент, когда пыжься не пыжься, хоть надвое перервись — ничего уже не выйдет.
И не надо. До поры до времени.
Дядя налил себе еще пива. Долил и мне.
— У тебя водянка будет, — предрек я.
— У меня даже пивного живота нет, — сказал он. — На, посмотри. Итак, на чем мы остановились?.. Ах, да! На землянах. Точнее, на том, чего на самом деле опасаются марциане. Других гипотез на этот счет у тебя нет? Гм. Вижу, что нет. Ладно, зайдем с другой стороны. Как тебе понравился Берт Расмунсен?
— М-м… По-моему, он человек на своем месте.
— А подробнее?
Я не очень понимал, куда клонит дядя Варлам.
— Подробнее? Ну, он открыт. Обаятелен. Говорить умеет здорово, народ заводить. Слушатели его обожали, многие от него прямо млели…
— А ты?
— Ну, в какой-то степени…
— Ясно. Продолжай.
— Раскован, — добавил я. — Доброжелателен. Целеустремлен. Видно, что если наметит себе цель, то уж нипочем от нее не отступится. Прост в общении, но очень далеко не дурак. Выглядит этаким надежным парнем…
Дядя вздел кверху палец.
— О! Главное ты сказал — «выглядит». А вот ты — лично ты — доверил бы ему свою жизнь?
Вот в этом я совсем не был уверен. Зато наконец-то понял, куда клонит дядя.
— Он больше похож на актера, — сказал я. — Правда, на очень хорошего, который верит тому, что играет…
— Недурно. Дальше.
— Что — дальше?